Читать книгу - "Некрополи Петербурга: Адамовы головы, холерные кладбища и Гром-камень - Маргарита Николаева"

Смоленского кладбища, помимо многочисленных погребений художников, архитекторов, деятелей науки и военных, являются погребения местных, петербургских, святых: блаженной Ксении Петербургской (канонизирована в 1988 году) и Анны Ложкиной. По легенде, Ксения была замужем за придворным певчим, а после его смерти раздала все имущество бедным, надела на себя одежду покойного мужа и под его именем скиталась по Петербургу. Считается, что она предсказала смерть императрицы Елизаветы Петровны в 1761 году. Неизвестно, когда Ксения умерла, но погребена она была на Смоленском кладбище. Ее могила стала местом притяжения верующих; они разбирали могильную насыпь, отбивали кусочки от могильной плиты, оставляя на могиле деньги, которые забирали нищие. Первая часовня на могиле Ксении появилась в 1830 году, до наших дней сохранилась сооруженная в 1902 году каменная часовня, куда до сих пор приходят верующие, прося заступничества и исполнения желаний. Схожей была судьба и другой святой, Анны Ложкиной: она также скиталась по Петербургу, обитая в основном на Сенной площади, слыла провидицей и завещала похоронить себя на Смоленском кладбище, что и было сделано. Часовня на месте ее погребения не сохранилась, но память осталась в названии одной из кладбищенских дорожек — Аннинской.

Нет ни одного документального подтверждения как погребения Ксении на Смоленском кладбище, так и вообще ее существования — только народные предания. Сомневались в существовании Ксении и до революции: в личном дневнике 1827 года читаем: «…на Смоленском кладбище начали было открываться мощи Ксении, но скоро уничтожилась слава о них с доказательствами старух…»[61]

Но, пожалуй, самое удивительное в многолетней истории кладбища — празднование церковных дат. В день Смоленской иконы Божией Матери, 28 июля (10 августа по новому стилю), Смоленское кладбище становилось местом народных гуляний — и каких! Сохранилось множество описаний происходящего на кладбище в тот день. В 1858 году актер Петр Каратыгин написал об этом небольшой, проникнутый лиризмом рассказ «День на Смоленском кладбище. Из записок петербургского старожила». Там читаем: «…если б кто из приезжих иностранцев взглянул на эту веселую, праздничную толпу… он никак не догадался бы о цели этого шумного каравана: не было ни одного печального лица; все перегоняли друг друга, все спешили как на званый пир, и у каждого было угощенье под рукой: у того узелок, у другого корзинка; там кулек, здесь торчало бутылочное горлышко… пустопорожних было немного. Странное дело! Наши публичные, официальные гулянья, по их однообразной чопорности, кто-то сравнил с похоронной процессией, а тут, наоборот, прогулку на кладбище можно было принять за самый веселый праздник»[62]. Само кладбище тоже выглядело необычно: «…многие памятники были украшены венками из живых цветов; на редкой могилке не было разбито палатки, сделанной на скорую руку из скатерти; или чистой простыни, на иных были растянуты женские кашемировые платки; разноцветные зонтики необозримой пестротой покрывали все пространство… Повсюду были слышны шум и говор, заунывное приговаривание баб и старух, хохот, плач и визг детей, минорные полутоны нищих, — все это вместе представляло странную, дикую картину!»[63]

Смоленское кладбище 28 июля (рисунок с натуры Н. С. Негадаева, гравюра К. Вейермана, 1872).

Всемирная иллюстрация. — Т. 8. — Санкт-Петербург: Изд. Германа Гоппе, 1872

Священнослужитель С. Опатович спустя почти 20 лет аналогично описывает происходящее 28 июля: «…в праздник Смоленския иконы Божия Матери. Тогда приходят с единственною целью — погулять на кладбище, которое в этот день в недавние годы превращалось в место загороднаго гулянья — Петровский или Крестовский остров. Недоставало только оркестра да цыган. На поле, за кладбищем, устраивались даже качели, по Церковной улице раскидывались палатки с самыми заманчивыми вывесками, между которыми важную роль играли: распивочно и навынос, кушанья и столы и трактиры. Здесь же продавались сигары, табак и папиросы. Торговля шла бойко и на кладбище, на главных аллеях, дым стоял столбом, на каждом шагу встречались пьяные, почти на каждой могиле шло угощение. Священники на кладбище уже и не показывались, потому что на каждом шагу можно было подвергнуться оскорблению. Вечером посетители расходились, впрочем, нередко с помощью приятелей, а то и полиции. Наконец, являлись жандармы и казаки и окончательно очищали кладбище. Теперь эти заманчивыя лавки ставить не позволено, а на кладбище торгуют только квасом, булками, кипятком, мороженым и ягодами. Водку и вообще хмельные напитки приносить на кладбище запрещено, хотя охотники всегда могут доставить их туда из близкой гавани чрез забор. Пьяных теперь [в 1875 году. — Прим. авт.] является гораздо меньше, и вообще гулянье заметно теряет прежний характер»[64].

Подобные гулянья, но куда в меньших масштабах, случались и на другие церковные праздники, однако к XX веку и особенно к 1910-м годам это почти прекратилось — в газете «Петербургский листок» за 1914 год читаем: «…благодаря строгим мерам, принятым заранее, на кладбище почти искоренился старый обычай пьянствовать на родных и чужих могилках». Несмотря на это, на Смоленское кладбище часто приходили просто гулять «…летом в каждый воскресный и праздничный… день»[65].

Впрочем, не только православное Смоленское кладбище заслуживает нашего внимания. Не менее интересна история Смоленского лютеранского кладбища, основанного в 1748 году на противоположном берегу Черной речки — правда, тогда оно чаще называлось просто «немецким». Несмотря на название, погребали там не только немцев, но и англичан, французов, испанцев, португальцев, шведов и многих других (разумеется, далеко не все из них были лютеранами: были и католики, и реформаторы, и т. д.). Однако относилось кладбище к лютеранской церкви Св. Екатерины, стоящей на углу Большого проспекта и 1-й линии. Именно эта церковь отвечала за содержание кладбища и его благоустройство, продажу участков под погребение, ведение учета захороненных.

Любопытно описание территории вокруг кладбища в конце XVIII века: «…в лесистой части острова… чухонская [так раньше называли финнов, или ингерманландцев. — Прим. авт.] деревня, в коей около 20 обыкновенных избушек, а подле оной кладбище для иностранных, в лесу у болотистаго ручейка»[66]. Сложно узнать в этом небольшом описании Петербург, к которому мы привычны!

Несмотря на «лесистую часть острова», вокруг, на иноверческих кладбищах (это отмечали многие современники), всегда царил куда больший порядок, нежели на православных кладбищах. Так, «…купивший семейный участок [на Смоленском лютеранском. — Прим. авт.] обязан в течение трех месяцев обнести его оградой. Каждая могила должна быть обложена дерном или отмечена исправным надгробным памятником, иначе через двадцать пять лет место вновь может быть использовано для захоронения»[67].