Читать книгу - "Стихотворения. Проза - Леонид Дмитриевич Семёнов"

день заветный середа;

Меня дьячок у храма встретил

И поклонился как всегда.

Дала пятак я старой нищей,

Остановилась у скамьи.

Все было тихо на кладбище,

В пыли купались воробьи.

Я не забыла уговора

И прождала на месте срок,

Сидела долго у забора,

Чертила зонтиком песок.

И так же храм был в небе светел,

Я шла назад, была одна.

Никто из встречных не заметил,

Какая стала тишина.

НА ПЕРЕКРЕСТКЕ И ВО ХРАМЕ[138]

I

НА ПЕРЕКРЕСТКЕ

Как вор, я, отрок, в новолунье,

Переступив родной порог,

Пробрался к молодой колдунье

На перекресток трех дорог.

Меня учили: женщин гадки

Объятья, ласки, нагота.

Но в ведьме — юность и загадки

И не людская красота!

И ей для тайны сладострастья,

В селе старуху обокрав,

Принес я кольца и запястья

И зелень ядовитых трав...

Я жду. Вот белая рубаха

Мелькнет над рожью в полумгле,

И с ведьмой — жадною до страха —

Я припаду к родной земле.

II

ЖРЕЦ

Я отроком познал тщету земных стремлений

И, бросив отчий дом, бежал в заветный храм,

Где, закаляя дух от сладких искушений,

Уж много лет служу нездешним божествам.

И я люблю мой храм, его немые своды,

Задумчивую тень от сумрачных колонн...

Здесь все мне говорит о торжестве свободы

В сознаньи радостном, что жизнь — минутный сон.

Проходят дни мои неслышной чередою

Среди высоких дум и сладостных молитв,

И не влечет меня лукавою мечтою

К земле ни песен звон, ни шум кровавых битв.

В бесстрастьи от богов — мне высшая награда:

Любви жестокий жар я остудил в себе

И жду бестрепетно, когда моя лампада

Иссякнет медленно в мерцающей мольбе.

“МАША, РОДИМАЯ...”[139]

Маша, родимая,

Сестра моя вечно любимая,

Как хорошо жить на свете!

Как хорошо страдать ради тебя!

О, лучезарная,

Свет даровавшая,

Лилия чистая,

Белая лилия, Радость солнца несущая,

Все оживляющая,

Смерть побеждающая,

Слава тебе!

“О, МОЙ БРАТ, МОЙ ЗАПУГАННЫЙ БРАТ...”[140]

О, мой брат, мой запуганный брат.

Подойди и не бойся меня,

В моем сердце лучи золотые горят,

Никого не виня, не кляня.

Я — как ты, кто родил меня, звал.

Кто ласкал меня осенью поздней.

Кто учил, наставлял

И берег от лихих и их козней.

Я как ты, о мой брат,

Мой запуганный брат....

ОБЕДНЯ[141]

Снились нынче мне попы,

Бородатые, седые,

Жирно-масленые, злые,

В смраде сдавленной толпы,

С волосами завитыми,

Все с крестами золотыми,

В темно-синих клобуках,

В ризах пышных, золоченых

Посреди свечей, зажженных

На престолах в алтарях.

Совершали злое дело,

Убивали чье-то тело,

Выпивали чью-то кровь.

Страсти грезились и муки,

Воздымались к небу руки,

Пели, скорбно про любовь,

Так униженно просяще,

Заунывно и слезяще,

Точно вправду убивали

Там Того, кого назвали

Сыном Божиим они.

Трепетали свеч огни.

Люди темные толкались,

Пред иконами склонялись,

В темноте меж сапогами

О пол тукалися лбами.

Громко бабы воздыхали,

Поминали мертвых души,

Бились жалобно кликуши,

Деньги медные бряцали,

Дети плакали, кричали.

И над всем в поту и дыме

Все грозней, неумолимей

Над свечами, над огнями,

Над поющими попами

И над всеми образами

Лик один вставал упорный

В светлых ризах черный, черный.

СПИ, МОЙ РОДИМЕНЬКИЙ![142]

Пробирается мальчик по лесенке,

Пробирается к Богу на небо...

Так поется в глупой песенке:

Дай мне хлеба! Дай мне хлеба!

Зажигает у Бога лампадочки,

Обегает мой мальчик все небо;

Так поется в глупых сказочках:

Дай мне хлеба! Дай мне хлеба!

Возвращается мальчик от Боженьки,

Возвращается мальчик без хлеба.

Устали голодные ноженьки,

Обегали ножки все небо.

Нет хлеба у Бога,

Спи, мой родименький...

МАЗУРКА[143]

Мы смеялись, веселились,

Надя, Женя, Миша, Глеб

Танцевали и кружились,

Ели торт и сладкий хлеб,

Звонко чокались бокалы,

Проливалося вино,

Все летели быстро в залы,

Где гремел оркестр давно,

Там мы парами летали,

Отбивали каблуком

Такт мазурки и порхали

С запыхавшимся лицом,

Все неслось, неслися плечи,

Дам прически, фраки, даль,

Электрические свечи,

Эполеты и рояль.

Так кружились мы до света,

Но когда мы разошлись,

Страшно, страшно: из паркета

Точно люди поднялись.

Были все они худые,

Лица в ранах гвоздяных,

Точно люди в зале злые

Каблуками били их.

ПРОКЛЯТИЕ[144]

Они цветы мои сорвали, —

Я нес им песни и цветы, —

Они цветы мои сорвали

И растоптали все мечты.

Сорвали белые одежды,

И тело нежное мое

За песнь, за счастье, за надежды,

За волю к жизни в ранах все.[145]

Связали руки мне ремнями,

И в поле выгнали меня,

Клеймя последними словами,

Как вора дерзкого кляня.

И вот я голый, сирый в поле,

Приходят псы меня лизать,

Гуляет ветер здесь на воле,

Мне нечем раны повязать.

Но Бог не