Читать книгу - "Нюрнбергский эпилог - Аркадий Иосифович Полторак"

Зиммерс и Кранцбюллер уже имели возможность наблюдать трагические ситуации, когда свидетели защиты усилиями обвинителей превращались в свидетелей обвинения, а иные документы, представленные подсудимыми, превращались в весьма своеобразные и малоприятные бумеранги.

Читатель хорошо знает также, сколь антагонистическими были отношения между подсудимыми. Это неизбежно передавалось и защите. Трудно забыть скандальную сцену между адвокатами Геринга и Шахта. А итог всегда был один — выигрывало на этом только обвинение.

За несколько месяцев процесса адвокаты адмиралов, да и их подзащитные, научились многому. Они действовали солидарно, зорко вглядываясь в обстановку, складывавшуюся на процессе, а еще больше в обстановку за стенами Дворца юстиции. Исподволь готовились контрдоказательства особого рода, такие, какие не под силу собрать ни одному другому адвокату. Придет время, и они выложат свои козыри на судейский стол. А пока — терпение и последовательность.

Определенные надежды защиты возлагаются на адмирала Шульте-Монтинга — моряка кайзеровских времен. Этот человек уже много лет знает Редера. Доктор Зиммерс убежден и хочет, чтобы суд поверил ему, что этот «старый моряк» свободен от груза нацизма и рассматривает поражение фашизма как свою собственную победу. А уж «старый моряк» своими показаниями будет убеждать убеленных сединой членов Международного трибунала в том, что и для Редера день суда над всей этой бандой, сидящей на скамье подсудимых, — это самое яркое выражение господней воли. Жаль, конечно, что и Редера каким-то ветром занесло на эту скамью. Но ведь на то и суд, чтобы внести ясность…

Ряду весьма важных свидетелей доктор Зиммерс направил опросные листы. Их получили, в частности, вице-адмирал Ломан Вальтер, рейхсминистр в отставке Карл Зеверинг, генерал-адмирал Альбрехт, работавший с Редером с 1926 года, бывший статс-секретарь Вайзцеккер. Они должны были рассказать суду о том, что Эрих Редер отрицательно относился к агрессивной войне, что строившийся под его руководством военно-морской флот предназначался только для целей обороны, что между Редером и Гитлером неизменно возникали разногласия и в спорах с фюрером гросс-адмирал всегда занимал позицию мира, а не войны, что Редер был решительным противником вооруженного столкновения с Советским Союзом.

Это все свидетельства политиков о политике, военных о военном. Но доктор Зиммерс сознает, что после стольких лет господства нацизма и милитаризма вера даже в таких свидетелей поколеблена. Поэтому он счел не лишним опереться и на других людей, чья репутация даже для судей Международного трибунала выглядит безупречно. У свидетельского пульта — госпожа Ганнеле фон Позер. Первым делом она сообщает суду, что не находится в родстве с гросс-адмиралом Редером и что никакого отношения не имеет ни к нацистской партии, ни к ее организациям. Сняв с себя таким образом всякие подозрения в необъективности, свидетельница продолжает:

— Я правнучка умершего в тысяча девятьсот сороковом году бывшего начальника морского кабинета адмирала фон Мюллера, который известен своими либеральными взглядами. До своей смерти он был в тесной дружбе с гросс-адмиралом Редером… Незадолго перед войной переписывался с одним английским адмиралом, сетуя на немыслимое обхождение с евреями. Как член… церкви, он просил Редера вступиться за пастора Нимеллера, и Редер всячески пытался освободить последнего. …Гросс-адмирал с беспримерным мужеством заступался за старых служак военно-морского флота, даже если они были опасными противниками национал-социалистского режима.

Свидетельница понимала, что при всем том Редера компрометирует один упрямый факт: служба нацизму вплоть до того, как «третья империя» достигла кульминационной точки своего успеха. Но Ганнеле фон Позер и этому находит объяснение, по странной игре случая полностью совпавшее с трактовкой данного вопроса адвокатом Зиммерсом и самим Редером:

— Из-за верности начальству в христианском смысле Редер лояльным образом продолжал работать дальше и выполнять свои задачи также и при Гитлере. Но я знаю, что он в течение многих лет пытался уйти в отставку со своего поста и был в отчаянии, что это ему не удавалось, особенно с момента начала войны.

И чтобы уж до конца прояснить позицию Редера в отношении Гитлера и фашистского государства, свидетельница доводит до сведения суда, что однажды в разговоре с ней гросс-адмирал заявил:

«Я говорю "хайль Гитлер" только тем людям, которые мне не симпатичны».

Ганнеле фон Позер хочет, чтобы высокий трибунал, заседающий в старинном немецком городе Нюрнберге, поверил ей, что все ее показания о Редере — долг перед памятью дедушки, «который, если бы он еще жил, всеми своими силами вступился бы за этого скромного, благородно мыслящего и верного товарища».

Долгие месяцы процесса уже убедили Редера в том, что судьи с солидной долей скепсиса выслушивают некоторых свидетелей. Но эта дама, эта почтенная дворянка, с его точки зрения, не могла не произвести на них самого лучшего впечатления.

А вот еще один подобный свидетель. Нет, это не адмирал, не дипломат, не какой-нибудь министерский чиновник. Это человек, посвятивший себя науке, профессор Роберт Зейбт. Он сообщает суду:

— Мое знакомство с господином Редером начинается с последних классов гимназии. Качества, которые отличали его тогда, в основном были те же, которые характеризовали всю его последующую жизнь, — природное благородство, сдержанность, с одной стороны, и с другой — отзывчивость и доброта…

Свидетель готов поручиться за то, что Редер не нацист по своим убеждениям. Это начисто исключалось его воспитанием, всем укладом, который царил в его доме:

— За семейным столом господина гросс-адмирала даже в присутствии гостей совершалась молитва: «Приди, Иисус, будь нашим гостем и благослови все то, что ты нам даровал».

Далее профессор разъясняет суду, что в гитлеровской Германии среди принципов, отличающих нациста от ненациста, одним из первых был расовый принцип. Человек, не исповедовавший антисемитизм, всегда рассматривался как враг нацистской идеологии. А гросс-адмирал Редер не только был чужд самой идее антисемитизма, но всеми силами старался помочь жертвам этой нацистской политики. Конечно, и другие подсудимые могли привести в качестве оправдывающего обстоятельства ссылку на то, что они где-то, когда-то спасли того или иного еврея. Но для Геринга или Риббентропа это было своего рода эксцессом, не укладывавшимся в обычные рамки их поведения. Для Редера же антисемитизм был неприемлем принципиально. Для него существовала лишь одна идеология — идеология глубоко верующего человека, идеология Христа.

Стремясь подкрепить эту мысль, адвокат представляет письменные показания евангелического священника службы разминирования Фридриха Августа Роннебергера, который утверждает, что Редер был энергичным противником установления господства нацизма над церковью:

«Его недвусмысленное отношение к этому выразилось в словах, с которыми он обратился 1 декабря 1937 года к одному морскому священнику: "В ваши задачи не будут входить рассуждения относительно духовных течений настоящего времени, возникших после прихода к власти национал-социализма и породивших борьбу между политикой и церковью. Вы, как духовное лицо,