Читать книгу - "Оруэлл - Юрий Георгиевич Фельштинский"

в произведениях нет «самых минимальных человеческих приличий». «Он так же антисоциален, как и блоха. Понятно, что такие люди нежелательны, а общество, в котором они могут процветать, имеет какие-то изъяны».

Составители сборника сочли текст Оруэлла слишком рискованным и не поместили ее, хотя автор успел вычитать гранки и даже получил гонорар. Даже из оглавления ее название не убрали, из-за чего возникла путаница: многие исследователи считали, что очерк Оруэлла о Дали вышел в 1944 году в «Субботнем чтиве»631, тогда как на самом деле он был включен в сборник критических статей Оруэлла, изданный в 1946 году в США632.

Туда же вошла статья «Политика и английский язык», связывавшая уродливые изменения, происходившие с английским языком, с общими социально-политическими явлениями. Оруэлл вступал в энергичную полемику с теми, кто полагал, будто борьба с языковыми извращениями – «сентиментальный архаизм». Эти люди считают, что борьба против словесных новшеств подобна предпочтению свечей электричеству или двуколок самолетам, насмехался писатель. Не отрицая, что язык развивается, он в то же время противопоставлял постепенные и естественные изменения прямой порче, связанной с экономическими и политическими причинами. Среди приведенных им примеров были выдержки из сочинений известных профессоров – экономиста Гарольда Ласки и зоолога Ланселота Хогбена, несколькими годами ранее создавшего «интерголос» – новый искусственный международный язык (впрочем, дитя оказалось мертворожденным).

Оруэлл не только теснейшим образом связывал язык с политикой, что следует уже из названия статьи, а был убежден, что происходит их взаимодействие, ведущее к оболваниванию населения. Так в сознании писателя постепенно созревал образ «новояза» – «нового языка», который станет одним из важнейших средств подчинения людей тоталитарной системе, их превращения в винтики бездушной машины, в которую превращается общество в его романе «1984», причем этот придуманный Оруэллом язык был единственным в мире, чей словарный запас с каждым годом не увеличивался, а сокращался, и можно было представить себе, что наступит время, когда рядовые люди будут выражать свое согласие с мудрыми указаниями вождя просто мычанием.

Но пока в Британии тоталитаризма еще, к счастью, не предвиделось, и Оруэлл намечал весьма простые способы излечения его родного языка (впрочем, применимые и ко всем прочим языкам): «Никогда не пользоваться метафорой, сравнением или иной фигурой речи, если они часто попадались в печати… Никогда не употреблять длинного слова, если можно обойтись коротким… Если слово можно убрать – убрать его… Никогда не употреблять иностранного выражения, научного слова или жаргонного слова, если можно найти повседневный английский эквивалент…»

Как и в предыдущие годы, большое внимание Оруэлл уделял литературной критике. Среди рецензий, опубликованных после Второй мировой войны, особенно важен был отзыв об утопическом романе Евгения Замятина «Мы», написанном еще в 1920 году, но опубликованном в русской эмигрантской печати только в 1929-м (после этого Замятину, преследуемому в СССР, удалось эмигрировать).

На английском роман Замятина появился в США намного раньше – в 1924 году. Оруэлл узнал о нем от профессора Лондонского университета Глеба Петровича Струве, с которым время от времени обменивался дружескими поздравлениями по случаю праздников[65]. Струве преподнес Оруэллу свою книгу «25 лет русской советской литературы»633, в которой упоминался и роман Замятина. 17 февраля 1944 года Оруэлл писал Струве: «Вы меня заинтересовали замятинским “Мы”, о котором я раньше не слышал. Такого рода книги меня очень интересуют, и я сам даже делаю наброски для похожей книги, которую рано или поздно напишу»634. Во второй половине 1944-го или первой половине 1945 года Оруэлл наконец прочел французское издание романа635.

В рецензии, опубликованной в «Трибюн» в начале января 1946 года636, Оруэлл сопоставлял «Мы» с романом Хаксли «О дивный новый мир», убедительно доказывая, что произведение Хаксли отчасти обязано своим появлением книге Замятина: «Атмосфера обеих книг схожа, и изображается, грубо говоря, один и тот же тип общества, хотя у Хаксли не так явно ощущается политический подтекст и заметнее влияние новейших биологических и психологических теорий».

Оруэлл мастерски, одним абзацем представил читателям содержание книги Замятина: «В двадцать шестом веке жители Утопии настолько утратили свою индивидуальность, что различаются по номерам. Живут они в стеклянных домах… что позволяет политической полиции, именуемой “Хранители”, без труда надзирать за ними. Все носят одинаковую униформу и обычно друг к другу обращаются либо как “нумер такой-то”, либо “юнифа” (униформа). Питаются искусственной пищей и в час отдыха маршируют по четверо в ряд под звуки гимна Единого Государства, льющиеся из репродукторов. В положенный перерыв им позволено на час (известный как “сексуальный час”) опустить шторы своих стеклянных жилищ. Брак, конечно, упразднен, но сексуальная жизнь не представляется вовсе уж беспорядочной. Для любовных утех каждый имеет нечто вроде чековой книжки с розовыми билетами, и партнер, с которым проведен один из назначенных сексчасов, подписывает корешок талона. Во главе Единого Государства стоит некто, именуемый Благодетелем, которого ежегодно переизбирают всем населением, как правило, единогласно. Руководящий принцип Государства состоит в том, что счастье и свобода несовместимы».

С художественной точки зрения Оруэлл не был в восторге от книги Замятина, считал ее сюжет вялым и отрывочным, но в то же время высоко оценил политический смысл романа и его злободневность, не утраченную за четверть века. «Интуитивное раскрытие иррациональной стороны тоталитаризма – жертвенности, жестокости как самоцели, обожания Вождя, наделенного божественными чертами, – ставит книгу Замятина выше книги Хаксли», – писал Оруэлл, считавший необходимым публикацию этого романа в Великобритании, о чем заявил в 1947 году. Однако издание так и не состоялось, чем Оруэлл был сильно раздосадован. «Позор, что такого рода книга, с такой удивительной судьбой и столь интересная своим внутренним содержанием, не публикуется, тогда как такая масса мусора издается каждый день»637, – жаловался он в начале 1948 года в письме издателю Варбургу. Книга вообще не была издана в Великобритании. Правда, англоязычные читатели имели возможность пользоваться рядом изданий, вышедших в США.

При работе над собственным утопическим романом Оруэлл мысленно вновь возвращался к замятинской трактовке. В 1948 году он сообщил Струве, что собирается написать статью о Замятине для литературного приложения к газете «Таймс» и в связи с этим хотел бы встретиться с вдовой русского коллеги638. Однако другие дела и состояние здоровья не позволили ему вновь вернуться к творчеству Замятина.

Немалый интерес представляла оруэлловская рецензия на новый роман Грэма Грина «Суть дела». Оруэлл, далекий от религии (хотя и сохранивший отголоски приверженности англиканству639) и особенно недоброжелательно относившийся к католицизму, взялся за рассмотрение книги писателя, демонстративно провозглашавшего себя католиком, причем считал ее важным показателем общественных настроений и взглядов, хотя и оценил весьма невысоко640.

Разумеется, оценка – дело вкуса. Но Оруэлл явно предвзято отнесся к этому произведению, сюжет которого развивается в некоей африканской стране во время Второй мировой войны. Перед героем, полицейским офицером, встают проблемы