Читать книгу - "Секрет Сабины Шпильрайн - Нина Абрамовна Воронель"

– А я?

– А ты попробуй – может, ты тоже меня полюбишь. Говорят, я в постели очень хорош.

И он, не дожидаясь моего согласия, начал снимать с меня свитер. Руки у него были ловкие и сильные, и я почему-то не стала сопротивляться. Я подумала: может, у меня просто фиксация на пропавшем Феликсе, а на самом деле нет в нем ничего особенного. Просто до него я была фригидной, а он меня разбудил. Почему бы мне это не проверить?

Пока эти неоформленные мысли бродили у меня в голове, Марат ловко раздел меня и себя и уложил меня на кровать. Он поспешно мазнул ладонями по моей груди и, прошептав: „Как я о тебе мечтал все эти месяцы“, – быстро и четко проник в меня, я и пикнуть не успела. Был он складный, сильный и большой, но никакого удовольствия я от него не испытала. Однако он этого не заметил, он весь утопал в блаженстве, выкрикивая иногда: „Нежная моя, сладкая моя“. Я даже не стала притворяться, что получаю удовольствие, – ясно было, что ему это все равно.

Я быстро поняла самую страшную его особенность, которой он так гордился, – он мог это делать долго. И я начала изнывать от скуки, от однообразия его движений вперед и назад без всяких вариаций. Я не могла так просто сбросить его и сказать: „Мне уже надоело“, – все-таки он был Линин сын и старый мой друг. Но терпеть это дольше у меня тоже не было сил. И тогда я применила один ловкий прием, которому меня обучил Феликс, – я просунула руку сзади и нажала на самое уязвимое место. Марат взвыл от блаженства и немедленно кончил.

– Ты волшебница, – прошептал он голосом умирающего и приготовился тут же заснуть.

Но уснуть я ему не дала. Я ногой вытолкнула его из постели и железно приказала:

– Немедленно уходи!

Потрясенный моим грубым поведением, он робко попросил оставить его на ночь:

– А вдруг нам захочется повторить? Наверняка ведь захочется – я так долго этого ждал.

– Немедленно уходи! – заорала я во весь голос и стала собирать его вещи, намереваясь вытолкнуть его на лестницу в чем мать родила.

Я начала рыдать, словно в меня вселился какой-то бес, я кричала:

– Убирайся вон! Что ты наделал! Что я наделала! Я вовек себе этого не прощу!

Он торопливо напяливал непослушные носки и брюки, приговаривая:

– Но ты же не возражала! Сказала бы „нет!“ – и я бы тебя не тронул!

Оттого, что он говорил правду, я рыдала еще отчаянней, пока не вытолкнула его полуодетого, в незашнурованных сапогах, с пальто и шапкой в руках.

– Я опять приду завтра, можно? – крикнул он на прощанье, перед тем, как я захлопнула дверь.

Заперев двери на все замки, я немного успокоилась и огляделась: постель была вся перекручена, честно показывая, что здесь происходило. Я быстро поменяла наволочку и простыню, хранящие запах Марата, и чуть было не рухнула в постель, такое меня охватило изнеможение. Но все тот же непонятный бес заставил меня через силу, вернее, через слабость, вымыть и спрятать бокалы и убрать со стола вино, будто нельзя было сделать это утром. Осталось только влезть под душ, что я и сделала, хоть по ночам нам переставали подавать горячую воду.

Смыв с себя остатки предательства, я свалилась в постель и немедленно уснула. Разбудил меня дверной звонок. Неясно соображая, я подумала, что это Марат вернулся – повторить удовольствие, и решила не открывать. Но звонок не умолкал, кто-то упорно звонил и звонил, словно был час дня, а не час ночи. Это не мог быть Марат, он бы себе этого не позволил. Я попыталась нащупать кнопку ночной лампочки, но спросонья потеряла ориентацию. А звонок все не умолкал, постепенно начиная сводить меня с ума.

Тогда я спустила ноги с кровати и стала шарить по полу в поисках тапочек. Тапочек я не нашла, но неожиданно наткнулась на что-то мокрое и скользкое. Я схватила это скользкое и поняла, что у меня в руках презерватив, наспех сброшенный Маратом. Я вскочила с кровати и босиком заковыляла к выключателю – зажегся свет, и я убедилась, что права: это был презерватив, полный спермы Марата.

Из-за двери до меня донесся голос Лины:

– Лилька, проснись и открой дверь!

Это было полное безумие – Лина посреди ночи хочет ворваться ко мне!

– Сейчас открою! – крикнула я и заметалась по комнате в поисках укромного местечка, где можно было бы спрятать проклятый презерватив. Но ничего не нашла, кроме холодильника. Я уже было сунула презерватив в морозилку, но какая-то сила отвела мою руку прочь. Что же мне оставалось делать? И тут меня осенило: на подоконнике издыхал от плохого ухода подаренный мне на день рождения выносливый кактус в простом глиняном горшке, вставленном внутрь фигурного художественного изделия. Я решительно выдернула глиняный горшок, бросила презерватив на дно фигурного изделия и вставила глиняный горшок обратно.

Наспех вытирая пальцы о ночную рубашку, я зашлепала к двери, открыла ее и упала в обморок: за дверью, улыбаясь счастливой улыбкой, стоял Феликс. Я до того не падала в обморок никогда в жизни, даже когда мне сообщили, что моя мама выпала из окна и меня отдают в детский дом. А тут грохнулась на пол, чудом не разбив голову о шкафчик для обуви. Очнулась я на диване: до смерти испуганные, Феликс с Линой втащили меня в комнату, положили на диван и стали брызгать мне в лицо водой. Постепенно приходя в себя, я осторожно приоткрыла глаза, чтобы убедиться, что это действительно Феликс, а не сон.

Он стоял передо мной на коленях и гладил мое лицо:

– Прости, радость моя. Мы хотели сделать тебе сюрприз, но не ожидали, что ты так…

Ах, знали бы эти любители сюрпризов, что я упала в обморок не от счастья, а от ужаса при мысли, как бы я их встретила, появись они на час раньше! Мне дали три минуты, чтобы причесаться и хотя бы надеть халат. За эти три минуты я немного снизила градус своего ужаса, а Лина вскипятила чайник и выставила на стол божественный торт, специально для этого случая испеченный Настей. Непьющий Феликс добавил к этому ассортименту бутылку виски „для разогрева“ и толстый ломоть золотистого немецкого сыра.

Лина первая плеснула себе полную рюмку виски и выпила залпом, даже