Читать книгу - "Сталинизм и война - Андрей Николаевич Мерцалов"

и Клио не ставили вопрос о вине генералов из числа победителей. Лишь позднее комиссия международного права при ООН укажет, что исполнение приказа правительства или начальника не освобождает от ответственности, если фактически был сознательный выбор. И далее. «Мнение о возложении ответственности за совершение преступлений против мира, военных преступлений и преступлений против человечности, несмотря на наличие приказа, который в таком случае не может не носить преступного характера, и, следовательно, является не только необязательным, но даже невозможным для исполнения с точки зрения права, становится в настоящее время преобладающим»[267]. Распространяя мнение нынешних экспертов на те годы, мы не нарушаем требования историзма. Еще Наполеон оставлял за командующими право не выполнять приказ политиков, который привел бы армии к гибели. Гареев называл наиболее приближенных к Сталину военных деятелей продолжателями дела М. Драгомирова и Д. Милютина. Однако эти генералы были прогрессивными теоретиками и практиками. Выдающийся реформатор Милютин осуждал «систему террора» в российской армии, когда «все, не исключая старых заслуженных генералов, безропотно покорялись произволу старшего начальства». Он многое сделал, чтобы «наступили требования законности и гуманности в служебных отношениях».

Предприняты первые попытки изучить проблему ответственности на опыте войны в Афганистане. А. Ляховский в книге «Трагедия и доблесть Афгана» (1995) стремится «вскрыть глубинные причины роковых просчетов высшего советского руководства, вследствие которых армия оказалась заложником «афганской войны», и не ее вина, что эта акция не принесла Советскому Союзу славу». Менее четко показывает автор вину военных лидеров. По его словам, Н. Огарков, С. Ах-ромеев, В. Варенников заявили Д. Устинову, что в Афганистане «военным путем задачи решить нельзя». Но их «возражения против ввода войск» были высказаны «деликатно и двусмысленно. Инакомыслие в ту пору каралось строго». И далее. Устинов «резко осадил» Огаркова. Та же, по меньшей мере, соглашательская позиция была занята большинством генералитета во время бесславных операций по «восстановлению конституционного порядка» в Москве и Чечне (1993 и 1994–1996)[268].

Превращение любого приказа командира в «закон для подчиненного» был наиболее ярким, но не единственным звеном в общем ряду мер, предпринятых в армии Сталиным и его креатурой. К началу войны в Вооруженных Силах сложилась почти неограниченная власть начальников при минимуме прав у подчиненных. Введение без какого-либо правового обоснования системы управления зачастую превращалось в диктаторскую власть одного лица, произвол. Превышение начальником прав, принуждение брали верх над убеждением. Правозащитные органы были лишены своей надлежащей роли и превратились в бесправный придаток начальников и политорганов, при сплошной правовой безграмотности военнослужащих. В военные годы эти тенденции лишь усилились. Нынешнее неблагополучное положение в Вооруженных Силах уходит своими корнями в те годы. Как сообщал журнал «Коммунист Вооруженных Сил СССР» в 1990 г., ежегодно командирами частей издается от 6 до 7 тыс. незаконных приказов.

Социальная незащищенность военнослужащих и членов их семей едва ли осознавалась ими. По некоторым наблюдениям, это пришло лишь в последние годы. Армейское руководство беззастенчиво эксплуатировало уставное положение об обязанности красноармейцев и командиров стойко переносить все тяготы и лишения военной службы, что еще больше обострилось в военные и послевоенные годы. На самом деле офицеры не имели права поменять профессию, изменить место службы. Военнослужащие лишались компенсации в случае увечья или травмы, часто не могут обжаловать в суде неправомерные действия воинских должностных лиц. Они лишаются права на выходные дни, нормированный рабочий день, военнослужащие срочной службы лишены права на отпуск. Во время войны это бесправие выльется, в частности, в пренебрежение к полевому быту солдат и офицеров. В 1941–1942 гг. в армии было, очевидно, всеобщим саркастическое отношение к тому, что немцы устраивали себе выходные дни и праздники и на переднем крае жили в домах или благоустроенных землянках. С течением времени и РККА в какой-то мере переняла это. Однако в принципе отношение к человеку и его нуждам едва ли изменилось.

Одним из результатов антидемократизации армии было определенное отчуждение между генералами и офицерами, с одной стороны, между ними и солдатами, — с другой. «Некоторые наши офицеры далеки от своих подчиненных»; возникает «стена между офицером и солдатом», констатировала в наше время «Красная звезда». Это началось в прошлые годы. Барьеры между командирами и красноармейцами воздвигали «охота на ведьм» в армии, главным образом против командиров, подрыв их авторитета в целом, вселение в их души страха, резкое ужесточение требовательности, предоставление начальникам чрезвычайных прав. Во время войны эта крайность приобрела уродливые формы. В большой мере приказы № 270 и № 227 были подготовлены дисциплинарным уставом 1940 г. Все это отнюдь не способствовало демократическому единению начальников и подчиненных. Сыграли свою роль воссоздание в армии должностей денщиков (ординарцев) при офицерах от командира роты и выше, офицерские дополнительные продовольственные пайки, как бы незначительны ни были они. Впоследствии эти пайки перерастут в питание отдельно для солдат и отдельно для офицеров, отдельные залы для начальства.

Все упомянутое шло в одном ряду с распространением барства и лакейства. Надо признать, рабы уже те, кто обращается к начальству на «Вы», тогда как он говорит им «ты». Вместе с суеверным почтением к государству росло чинопочитание. Возникла своеобразная философия «тот прав, у кого больше прав». Возродилась известная исстари мораль группового эгоизма, ложно понятой чести мундира, сокрытия должностных преступлений, унижение человеческого достоинства подчиненных, грубость. Возродился культ казармы и муштры. Попытки нынешних руководителей Вооруженных Сил преодолеть эти пороки носят половинчатый характер. С другой стороны, призывы военной прессы учиться демократии у Петра I и иерархов православной церкви, по меньшей мере, несерьезны.

Может быть, наиболее ярко антидемократические тенденции в армии проявляются в протекциях и привилегиях. Первые отнимают у многих офицеров перспективы служебного роста. В наиболее грубой форме практика протекций проявилась в случае с В. Сталиным, сыном «вождя», явившемся средоточием многих пороков сталинизма. Привилегии необходимо разделить на две категории — предоставляемые на основании официальных приказов, инструкций и приобретаемые вследствие служебных злоупотреблений. В соответствии с рангом того или иного лица ему полагались определенные блага от дачи до места на кладбище. Известно, что Ворошилов, Буденный и другие «народные маршалы» владели настоящими загородными дворцами. По свидетельству Григоренко, Булганина и на фронте сопровождали «передвижной дворец и полевой гарем». С годами система привилегий совершенствовалась. Так, было строго расписано, каким чиновникам были положены легковые автомобили «ЗИЛ», «Чайка» или «Волга». Из привилегий, захваченных или мошеннически полученных, отметим незаконное дачное строительство. Еще в 1937 г. приказом № 64 НКО объявил строгий выговор командующему Черноморским флотом флагману флота 2 ранга И. Кожанову и начальнику инженерного управления РККА комкору Н. Петину — «за незаконную постройку дачи личного пользования»[269].

Эта традиция жива и поныне.