Читать книгу - "Жизнь русского обывателя. Часть 1. Изба и хоромы - Леонид Васильевич Беловинский"

закону, как и в крестьянстве, женщина в дворянском обществе была независима в имущественном отношении. Дворянка, получившая в приданое деревню (или деревни) с крепостными крестьянами, сама управляла ею, и муж даже не имел права въезда в эту деревню без позволения жены. Обычно жены давали мужьям доверенность на управление имуществом, которую, однако, могли и аннулировать. Конечно, случалось, что жена просто переписывала деревни на имя мужа, если очень любила его и была… дура. По смерти жены ее приданое переходило к дочерям, а если она была бездетна, то возвращалось в ее прежнее семейство; муж практически ничего не получал. Жена же по смерти мужа получала седьмую «вдовью» долю его имущества.

Муж был обязан содержать жену. Если же муж и жена разводились или разъезжались (формальный развод был сильно затруднен и обычно супруги, чтобы избежать хлопот и больших расходов, просто жили раздельно; законом это расценивалось как «незаконное сожительство», но администрация на разъезд смотрела сквозь пальцы), то муж был обязан выделить жене необходимое «приличное» содержание; и это при том, что детей закон оставлял отцу, и у жены могло быть собственное имущество.

А дети в ту пору, когда еще не существовало детской педагогики (ее создатель, К. Д. Ушинский, начал работать только в 40-х гг. ХIХ в.), были париями. На детей смотрели как на взрослых маленького роста и низкого социального статуса, предъявляя к ним те же требования, что и к взрослым. В ту пору, когда строгая субординация и дисциплина считались главными достоинствами человека, дети с их особой психологией были париями: ведь они мешали светской жизни родителей. Главной задачей воспитания было – отучить детей от шалостей, выбить из них детское своеволие и упрямство – главные грехи. А средства для этого употреблялись самые решительные. Наиболее мягким и популярным наказанием было лишение ребенка сладкого или вообще ужина либо обеда. Далее следовал широкий набор колотушек: таскание за уши или за волосы, щипки, пощечины, подзатыльники, битье дубовой линейкой по ладоням (специальное наказание, за плохую учебу и леность), и главное – розги. «Кто жалеет розгу, тот портит ребенка» – эта максима была устойчиво популярна несколько веков. Э. И. Стогов, сын мелкопоместного дворянина, вспоминал: «Вероятно, я был шалун; отец, кажется, с трех лет наказывал меня розгами, и не скажу, чтобы редко; я ужасно боялся отца…»; боялся до того, что, гостя у дедушки и услышав о приезде отца, решил, что тот приехал, чтобы высечь его, и спрятался под печку; Стогов несколько раз описывает эти наказания (98, с. 38, 41, 51, 54) Не диво, что худо и на старинный лад воспитанный мелкопоместный Стогов сек сынишку. Однако и князь И. М. Долгоруков впоследствии вспоминал: «Я был туп, понимал уроки с трудом… Душевно был добр, открыт, сердоболен, но горяч и страстен, влюблялся поминутно и во всех, а более всего упрям. От этого меня жестоко унимали. Довольно для примера сказать, что батюшка в один день меня высек сам 7 раз за то, что я не хотел его послушаться. Изрядная баня!» (37, с. 31). Барон Н. Е. Врангель, отец знаменитого историка искусства и еще более знаменитого генерала, писал о своем отце, николаевском офицере: «…между ним и его детьми была по принципу возведена какая-то каменная преграда, которой никто из нас переступать не дерзал и не пытался. Ласки его, хотя, говорят, он нас искренне любил, мы никогда не видели, и даже словом он нас редко удостаивал. Проявление нежности в ту суровую эпоху не поощрялось, принято было являть внешнему миру суровость, даже жестокость, являвшиеся отличительной чертой власти. С нами, как, впрочем, и со всеми, которых он считал себе не равными: чиновниками, мелкими дворянами и крепостными он обращался одинаково – безапелляционно, повелительно, спокойно, когда бывал в хорошем расположении духа, и резко, неприятно, когда вставал с левой ноги» (23, с. 21).

В подкрепление этому приведем здесь пример воспитания Великого князя Николая Павловича, будущего Императора Николая I. Историк Н. К. Шильдер, автор официозных жизнеописаний Павла I, Александра I и Николая I, сообщал, что воспитатель Николая Павловича, вспыльчивый и жестокий генерал М. И. Ламсдорф в самых широких размерах практиковал телесные наказания, чтобы выбить из своего царственного воспитанника строптивость, а однажды, рассвирепев, схватил маленького Великого князя за шиворот и ударил его головой о стену с такой силой, что тот потерял сознание. Правда, сам Николай избрал воспитателем своего наследника, Александра Николаевича, одного из гуманнейших людей своего времени, поэта В. А. Жуковского. Однако… Великие князья должны были проходить военную службу с детства, начиная с рядового. И маленький Саша выстаивал в караульной будке положенное время на часах в любую погоду, в том числе и малоприятными петербургскими зимами, в огромных штатных кеньгах и тулупе, полы которого лежали на снегу, с огромным солдатским ружьем, и единственная уступка делалась только матери Цесаревича: в караул его ставили напротив окон царских апартаментов, и мать могла смотреть, как ее сын несет солдатскую службу.

Так что дети действительно были на положении париев.

Поэтому дети помещались совершенно отдельно от взрослых, в антресолях или мезонине. Там на целый полуэтаж располагались небольшие комнаты с низкими потолками и маленькими окнами, находящимися над самым полом. Там и были детские для детей маленьких и детей старших, классные комнаты, комнаты бонн, гувернанток и гувернеров. Что же касается нянек, мамок и дядек при совсем маленьких детях, то они спали вповалку на кошмах возле кроваток и колыбелек своих питомцев. («Все эти постели, пышущие морозом, вносились в комнату и расстилались на пол, между прочим, перед нашими кроватками и колыбельками» (109, с. 37). Разумеется, под этими кроватками и колыбельками стояли ночные горшки, конечно же, не враз выносившиеся ленивой прислугой. Понятно, какова была атмосфера в этих небольших комнатах, лишенных форточек (форточки появились только во второй половине ХIХ в. вместе с преставлениями о гигиене). Впрочем, в этой книге уже приводилась обширная цитата из воспоминаний Е. Н. Водовозовой, трактующая этот сюжет. Зимой детей, во избежание простуды, старались лишний раз на улицу не выпускать, и понятие о пользе прогулок и чистого воздуха отсутствовало полностью. И вообще маленькие дети лишний раз с антресолей не спускались. Утром их приводили к маменьке и папеньке поздороваться и поцеловать ручку, вечером – попрощаться и поцеловать ручку. Разумеется, к родителям обращались только на «вы». При появлении детей задавались непременные вопросы: «Как спал?» или «Как учился?», щупался лоб или ерошились волосы, затем следовало: «Ну, ступай играть (или учиться)». В большей части семейств дети завтракали с родителями, но за обеденный стол со взрослыми (но не с гостями при званом обеде!) их сажали только лет с 10–12, когда они уже твердо