Читать книгу - "Мир Элайлиона - Саражаков Давид"

замахиваться фруктами, как бы угрожая скатиям, но долго это работать вряд ли будет. Рано или поздно они совсем осмелеют и нападут на нас. Конечно, если мы перестали пахнуть фруктом.

Чувствуется, что воздух начал охлаждаться, и ночь становится всё ближе. Я прислушался. Скатий не слышно. Да и какие звуки они издают, кроме блевоты? На протяжении всего времени, что они за нами следовали, никаких звуков их рычания, ворчания или чего-то подобного не раздавалось.

Однако тут же я слышу, как резко прозвучал шелест листьев, явно не ветром гонимый. Чувствуется, что где-то рядом находится опасность.

Немного отойдя от места, где я положил корзины, с фруктом и ножом в руке, я собраю веточки со сгнившими листьями. Лижущая воздух Анаэль так и не сообщает о чьём-либо присутствии.

Вернувшись, я беру пластиковую бутылку воды и лекарства, данные мне богиней, закидываю в рот таблетку и пропуская несколько глотков, чувствуя, как холодная жидкость утоляет жажду. Затем начал разводить костёр. Лучше не сжигать все древесные хворосты сразу. Я зажёг зажигалку и опустил её к веточкам, и вскоре громко щёлкнула искра, а после я постепенно добавляю более толстые и длинные ветки в костёр и слежу за тем, чтобы огонь не затушился. Надеюсь, они боятся огня.

Анаэль поглядывает вокруг. Как же не хватает пещеры, в которой мы смогли б спрятаться. Но на всём пути я ни разу не встретил их…

Так настала тёмная и морозная ночь, когда я, сидя у костра, оглядываюсь в страхе. Я даже не могу видеть до этого следующих за нами хищников. Темнота охватила всё вокруг, и каждый звук в ней оглушает мне сердце и отнимает дыхание. Рука плотно сжимает нож.

Анаэль без конца облизывает воздух и вглядывается во тьму раскрытыми до предела глазами. Иногда она на что-то реагирует, резко поворачиваясь, что меня так же пугало, но потом возвращалась в исходное положение.

Хочется сказать хоть что-нибудь, но отвлекать её не стоит. Но в какой-то момент она сама решила прервать тишину:

— Они где-то здесь…

Бесшумно крадутся и смотрят на нас. Она ощущает их присутствие. Она знает об их движениях. Возможно, даже видит, как они поджидают момент, чтобы напасть.

Анаэль вдруг снова резко повернулась вправо, а я за ней.

В этот же момент на меня с той стороны запрыгнул хищник, а Анаэль от этого с криком отлетела в сторону, не удержавшись на шее.

Всё произошло так неожиданно и мгновенно, что лишь рефлекторно я успел выставить на его пути свои руки.

Он повалил меня на толстый корень, из-за чего я выгнулся от боли, и ощутил, как острые клыки впились в предплечье правой руки, что с ножом в ладони, а когти, пытаясь вспороть шею, вонзились в выставленную левую руку, раздирая плоть и выпуская кровь. Его морда освещается слабым светом костра.

Я почувствовал резкую и сильную боль, которая пронзила моё тело, а в голове промелькнула мысль, что это конец.

В лесу раздался мой крик — звук боли, смешанного со страхом, что быстро сокращает количество воздуха в моих лёгких. Все мысли смешались в одну большую кашу, и я почувствовала, как силы покидают моё тело.

В этот же момент краем глаза я замечаю, как вторая скатия с противоположной стороны напала на Анаэль, схватив её челюстями за змеиную часть. Однако он не стал её убивать, а вместо этого швырнул в сторону. Змейка кричит, а нижняя часть её тела кровоточит, но хищнику плевать. Он, как кот, что издевается над мышкой, мучает Анаэль ради удовольствия.

Кровь стекает по моим рукам и капает на лицо.

Но в голове постепенно становится тихо. Всё вокруг словно перестало издавать звуки — крик Анаэль замолк, как и довольное урчание издевающейся над ней скатии, а рычание вгрызающегося в мою руку хищника раздаётся лишь где-то в дали.

Боль уже не представляет собой что-то серьёзное, а кожа становится бледнее. Сердце отбивает бешеный ритм.

Я перевернул скатию, продолжающую грызть мою руку с ножом налево и оказался над ней. Она размером всего в метр тридцать, так что это оказалось легко.

Я выпускаю нож из ладони правой руки, а левой взял его с земли. Занося нож, я начал пытаться забивать хищника, целясь в его глаза — острые веретена. Снова и снова, с ненормальной для себя скоростью, я бью его ножом, попадая в разные точки его морды, но чаще по земле, а пару раз даже задел руку, оставляя на ней глубокие порезы, но боли почти не почувствовал.

Всё время, что я наносил по нему удары, пролетели как мгновение.

Но долго мне заниматься этим не дали — скатия, что издевалась над Анаэль, сомкнула челюсти на моей левой руке, пытаясь защитить товарища. Я же понимаю, что челюсти, лежащей подо мной скатии, уже разжались.

Я собираюсь выхватить правой рукой нож, но хищник тут же отступил во тьму. Слышится, будто через слой воды, как в темноте начинают расправляться его крылья, и он улетает… Что? Он сдался?

Моё сердце всё так же сильно колотится, я часто дышу. Ещё какое-то время не могу понять, что происходит и не верю в произошедшее — мысли путаются. Я сижу и просто молча смотрю во тьму, куда ушёл зверь. И всё ещё почти ничего не слышу.

В следующий момент я чувствую, как всё моё тело начало дрожать. Чувство боли начало возвращаться, и создаётся ощущение, будто каждое малейшее движение может стать последним. Кровь вытекает из ран.

Я повернулся к убитому мной зверю, но увидел только его окровавленную морду, а всё вокруг стало тёмным, словно я смотрю через тоннель.

Я кладу руки на колени. Через несколько секунд они начали расслабляться, словно отпуская всё накопившееся напряжение, но не переставая дрожать. В этот момент из моей левой руки выпал окровавленный нож, что я не сразу понял. По̀том покрыто всё тело. Голова начала кружится. Кажется, я могу прямо сейчас отключиться.

Но я должен оставаться в сознании. Нужно как можно быстрее осмотреть Анаэль.

Я пытаюсь встать с туши, но ноги меня подводят, без конца дрожа, из-за чего мне приходится присаживаться обратно… Лучше подползу к ней.

Перекидывая ногу через скатию, а руками опираясь о землю, я начинаю ползти… Точнее, пытаюсь. Но лучше всё же встать. Руки очень сильно болят…

… «Каждое мгновение — чудо и мечта», да?

* * *

Игорь после разговора с Лунцером начал задумываться и вспоминать свою земную жизнь. И самым главным его воспоминанием