Читать книгу - "Фридрих Великий - Дэвид Фрейзер"

в отношениях с отцом, разборчивым и ни в коем случае не острить. И раз Фридрих Вильгельм решил, что кронпринц должен жениться, то в связи с этим можно немало выторговать для себя. Довольно незрелые рассуждения Фридриха не предвещали ничего хорошего. «J’aime la sexe, mais d’un amour bien volage (fickle)»[19], — писал он, объясняя, что ему правится наслаждение, но ненавистны его последствия. Кронпринц полагает, что не создан быть хорошим мужем. Да, он обязан жениться, но «они хотят пипками сделать из меня любовника, а я ведь не осел».

Фридрих считал, что Грумбков понимает его, так, видимо, и было — даже лучше, чем ему представлялось. Министр сочувствовал решимости Фридриха не жениться против воли, но у Грумбкова были свои замыслы. Ему регулярно поступали деньги из Вены, а там были определенные планы по поводу невесты для прусского кронпринца. Англо-ганноверское направление отпало, нужен другой выбор.

Фридрих Вильгельм понимал, что кандидатура невесты для сына должна быть приемлема для императора — все прочее при нынешних отношениях вредно для Пруссии. Выбор при горячем одобрении императора в конце концов пал на его племянницу, брауншвейгскую принцессу Елизавету Кристину, старшую дочь сестры императрицы, Антуанетты, герцогини Брауншвейг-Бевернской[20]. Принц Евгений Савойский, главный авторитет при венском дворе, заявил всем, что «при любых обстоятельствах» марьяж с Брауншвейг-Беверн является лучшей идеей, и это весомое мнение было вскоре сообщено Фридриху Вильгельму, который после этого не стал медлить. Женитьба состоялась 12 июня 1733 года, для этого Фридрих приехал в Брауншвейг.

За день до свадьбы произошел нелепый, по меньшей мере не предвещавший ничего хорошего, инцидент. В Вене внезапно изменили курс. Император, посовещавшись с принцем Евгением Савойским, решил, что в конечном итоге «английский марьяж» для прусского кронпринца выгоден Австрии. Им можно купить британскую поддержку имперского ставленника на польский трон, а также дальнейшую поддержку Прагматической санкции. Английский король вновь раздумывал над этой идеей. Секендорф, по-прежнему аккредитованный при прусском дворе, получил инструкции попытаться убедить Фридриха Вильгельма в последнюю минуту отменить брауншвейгскую церемонию. К чести Фридриха Вильгельма, он с возмущением отверг это предложение, и свадьба состоялась.

«Принцесса не уродлива, — сказал Фридрих Вильгельм сыну, — но и не красавица!» Елизавета Кристина была тихой, скромной девушкой, на три года моложе Фридриха, в самом деле не уродливой, но совершенно бесхарактерной. Она была религиозна, добропорядочна, несколько стеснительна, часто краснела, когда с ней заговаривали. Сестры Фридриха нашли ее непривлекательной и дурно пахнущей и прямо это высказали. Ей не удалось получить расположение Вильгельмины. «У меня нет любви к принцессе, я питаю к ней только отвращение», — было написано в письме. Королева, как и ожидалось, на каждом шагу обижала ее и была с ней крайне неласкова.

Это печальная история и тень, которую она бросает на Фридриха, крайне несимпатична, хотя ему практически не оставляли выбора, о чем откровенно говорят его письма. Он до боли ясно дал понять, что чувствовал в обществе невесты скорее отвращение, чем влечение: «Благодарение Господу, все это наконец закончилось!» — писал он Вильгельмине после свадебной церемонии. У принцессы не было с мужем никаких общих интересов, хотя в первое время после замужества она писала о нем с благоговением и всегда выказывала величайшую заботу. Он же говорил о ней с формальным уважением, даже благодарностью, однако, как он выразился, его сердце нельзя приручить и он не может делать вид, что любит, когда не чувствует любви. Династические браки редко сопровождались романтическими чувствами. Считалось, что сердца и желания монархов будут существовать раздельно с практическими расчетами. Фридрих гем не менее не желал принимать эти доводы, хотя и признал вскоре неизбежность такого порядка вещей. Он тяготился отношениями, установившимися у него с женой.

Некоторые очевидцы — но далеко не все — ссылаются на его бессердечное отношение к жене. Письма Фридриха к ней холодны и безразличны — формальный комплимент, пожелания хорошего здоровья, одно-два предложения по поводу ее долгов, инструкции по ведению домашнего хозяйства. В более чем 100 письмах, написанных им жене за время правления, не найти ни одного проявления искреннего чувства. Он никогда не останавливался у нее в Шёнхаузене, доме, находящемся к северу от Берлина, который ей подарил тесть, Фридрих Вильгельм, не приглашал в Сан-Суси, дворец, построенный в Потсдаме, который любил. После семилетнего отсутствия на войнах единственным комментарием по поводу жены было «Мадам располнела!» Король и королева жили раздельно, хотя позже, особенно после Семилетней войны, он часто обедал с ней в присутствии гостей, в том числе многих представителей ее семьи, и поощрял развлечения в Шарлоттенбурге, самом красивом берлинском дворце. Со своей стороны, королева неизменно присутствовала на празднествах, посвященных его победам, и частенько лично открывала их. Со временем из-за непредсказуемых перемен настроения ее отношения с домашними стали портиться.

Фридрих имел возможность наслаждаться обществом и перепиской с очаровательными женщинами. Он не был женоненавистником, поддерживал дружеские отношения со свояченицей, сестрой Елизаветы Кристины, будущей королевой Юлианой Марией Датской, женщиной в высшей степени достойной, вел оживленную переписку с энергичной и хорошо образованной супругой курфюрста Саксонии — Марией Антонией Баварской, дочерью курфюрста, разделявшей вкусы Фридриха в знаниях, литературе и музыке, позднее нанесшей два визита в Потсдам. Он обожал герцогиню Готскую, с которой подружился во, время Семилетней войны. Королева же играла в его жизни второстепенную роль, и в конце концов окончательно надоела. А он больше всего на свете ненавидел, когда ему надоедают.

Их брак оказался бездетным. Это привело к разговорам по поводу мужских способностей короля. Особенно во время Семилетней войны, когда врагом была Франция, по Парижу распространились сплетни по поводу якобы мужского бессилия короля. «Как может король-импотент вести войну?» — такой вопрос приписывался французским офицерам. Доктор Циммерман, присутствовавший при смерти короля, допустил о нем двусмысленное высказывание, заявив, что тот «при всей темпераментности в молодом возрасте ослабил тело, неправильно относясь к прелестям любви». Был или нет его брак нормальным? То, что он не имел детей, женщины не играли какой-либо заметной роли при дворе, открыто игнорировал королеву как женщину, его имя не было связано с именами известных куртизанок, как у других монархов, — все это вкупе со стойким аскетизмом и изысканными вкусами, несмотря на отмечавшуюся порой грубость языка, давало дополнительную пищу слухам о его импотенции или гомосексуализме.

В некоторых кругах это было принято как доказанный факт. Хотя Фридрих частенько заявлял, что восхищается стоиками, однако говорил также и о приверженности идеалам эпикурейцев: