Читать книгу - "Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах - Артем Юрьевич Рудницкий"

касаться общеполитической враждебности германской прессы в отношении СССР и принципиальных доктрин. Но мы все же считаем, что систематически оскорбительные выходки германской печати против официальных лиц СССР, против наших представителей за границей, Красной армии и т. п. представляются нам далеко выходящими за пределы существующих между нашими странами отношений. Наша пресса, отношение которой к доктринам национал-социализма известно, воздерживается все же не только от оскорблений, но большей частью и от персональных характеристик официальных лиц Германии. У нас не принято обозначать на карикатурах Гитлера, присоединять к его имени оскорбительные эпитеты. Наша пресса избегает каких-либо некорректностей в отношении фон Нейрата и германских дипломатов. У нас не оскорбляют рейхсвер. Даже такие лица, как д-р Геббельс, не оскорбляются в печати. Мы называем германских официальных лиц по их официальным именам, хотя далеко не все носят те фамилии, под которыми они родились (это я повторил дважды, намекая на Гитлера, который, как известно, носит фамилию своей матери, а не мало благозвучную фамилию своего отца). Асману же, несомненно, лучше, чем мне, известно, что германская пресса ведет себя абсолютно не так. Личные оскорбления, грубые эпитеты, недопустимые карикатуры, двойные фамилии, имеющие явно оскорбительное предназначение, не сходят со столбцов печати. Журнал «Дойче Вер» выпустил специальный номер о Красной армии, составленный в недопустимо оскорбительных тонах{64}.

Астахов приводил пример «оскорбительной карикатуры на руководство РККА в журнале “Дер Арбейтсман”»{65}.

Когда он изложил свои претензии статс-секретарю МИД Германии Гансу фон Макензену (их посадили рядом на новогоднем приеме у Гитлера), тот высокомерно ответил: «Я ее [прессу][15] вообще не читаю. Мне дают лишь отдельные вырезки»{66}.

Трудно сказать, насколько объективно оценивал Астахов сдержанность советской прессы: ее антифашистский накал в 1920–1930-е годы был достаточно силен. Если говорить о советских карикатуристах, то Гитлера как отрицательного персонажа они не обходили вниманием. В журнале «Крокодил» в этой роли он появился уже в 1929 году и позднее не сходил с его страниц. Что касается политики и повседневности Третьего рейха, то они рисовались самыми чёрными красками – если только это образное выражение применимо к карикатуре, нередко цветной{67}. Вообще в международных сюжетах советских карикатуристов германская тематика превалировала{68}.

И немецкая, и советская пресса с особенной силой обменивались пропагандистскими выпадами в периоды ухудшения двусторонних отношений, что вполне закономерно. В 1937 году начался как раз такой период, длившийся до начала 1939 года и характеризовавшийся ожесточенным политическим соперничеством и массированными идеологическими атаками. Литвинов неутомимо бичевал нацистов в Лиге Наций и на всех международных площадках, гитлеровцы не оставались в долгу. Опираясь на советско-французский и советско-чехословацкий договоры о взаимопомощи, Москва удесятерила свои усилия по консолидации европейских государств для отпора германской экспансии.

Антифашистская риторика и пропаганда носили масштабный и наступательный характер, но не всегда прямо указывали на Германию как на главного и «естественного» противника. Зато это могли себе позволить авторы художественных произведений и популярных антифашистских фильмов («Профессор Мамлок», «Болотные солдаты» и «Борьба продолжается» и др.){69}, рассказывавших о жизни в Третьем рейхе, преследованиях инакомыслящих, евреев и т. д. Когда же режиссеры и сценаристы пытались воссоздать на экранах будущую войну, в которой, конечно, Красная армия сразу начинала громить врага, то этот враг изображался несколько условно. Германия не называлась, хотя легко угадывалось, какое именно государство совершило агрессию. Обмундирование и прочие приметы войск агрессора являлись плодом творчества костюмеров: оно было похоже на форму немецких военнослужащих и эсэсовцев, но только похоже.

В фильме «Танкисты»{70} форма солдат и офицеров армий стран коалиции, атаковавших СССР, напоминала скорее польскую. И говорили эти солдаты и офицеры то по-немецки, то по-румынски, то по-польски.

В фильме «Если завтра война»{71} на танках нарисовали свастику с лучами, загнутыми в «неправильную» сторону.

Отметим сборник речей, приказов и приветствий Климента Ворошилова, напечатанный «Воениздатом» в начале 1939 года. В «произведениях» маршала и наркома обороны найдется немало высказываний о «разнуздавшемся» и «озверелом» фашизме, который «развертывает мировую бойню»{72}. Но ни разу фашизм или фашистский лагерь не отождествлялись с Германией. Конечно, советские люди прекрасно понимали, откуда исходит главная угроза миру. С другой стороны, кого только ни называли фашистами. Тех же поляков или румын…

Ну а германские журналисты нисколько не стеснялись и использовали любой повод для «подогрева страстей». Так, 6 июля, в годовщину убийства в 1918 году в Москве германского посла Вильгельма фон Мирбаха, в немецких газетах «появились личные оскорбления членов совпра»{73}. На это, естественно, обратил внимание Астахов.

В отчете полпредства за 1939 год говорилось (имелись в виду первые месяцы года): «В германской прессе продолжалась с прежней силой антисоветская кампания, находившая свое выражение в распространении различного рода небылиц и слухов о положении в СССР»{74}.

В октябре 1937 года лорд Уильям Бивербрук, влиятельный британский политический деятель и медиамагнат, спросил Гитлера о его отношении к СССР. Как передавало полпредство, «Гитлер сразу пришел в сильное волнение, произнес резкую речь против нас, усиленно подчеркивая, что только он спасает Европу, в частности, Англию, от большевизма». Бивербрук вынес убежденность, что глава рейха «не пойдет ни на какие соглашения, которые связали бы его свободу действий и гарантировали бы советские границы. Бивербрук вынес впечатление, что Гитлер готовится к войне»{75}.

Полпредство исправно доносило до центра высказывания иностранных наблюдателей об агрессивных намерениях рейха в отношении СССР. Гнедин сообщал о своей беседе с одним из редакторов британской «Таймс», который высказался без обиняков: «Германия с неизбежностью идет к войне; взрыв неустраним»{76}.

В распоряжении полпредства оказались «Тезисы лекций для политических руководителей», которые нацистские пропагандисты читали в Гамбурге в декабре 1937 года. В них говорилось: «Положение Германии улучшится тогда, когда Германия получит обратно те места в Европе, которые когда-то ей принадлежали и которыми русский крестьянин не в состоянии владеть. Занять эти земли можно будет только при помощи войны. На занятие этих земель имеется обещание Польши»{77}.

Даже Шуленбург, обычно призывавший к улучшению двусторонних отношений и излучавший оптимизм, держался по-другому. Находясь в Берлине в мае 1938 года, он встретился с Астаховым и не счел нужным, как он это раньше делал в подобных случаях, «говорить о смягчении отношений как о новых веяниях»{78}. Вернувшись в Москву, германский посол дипломатично воздерживался от каких-либо оценок, чтобы еще больше не накалять атмосферу. «Гитлера он не видел и, само собой разумеется, что не от Риббентропа можно было ожидать каких-либо указаний на улучшение отношений»{79}.

С обеих сторон участились провокации против дипломатических представительств, отдельных граждан, всевозможные проявления враждебности. После аншлюса Австрии полпредства в Вене и в Берлине докладывали в центр о том, что немецкие военные и местные нацисты издеваются над советскими гражданами, в том числе работниками загранучреждений. Были арестованы австрийцы, работавшие в представительстве ТАСС.

11 мая 1938 года полпред Иван Лоренц покинул Вену (в Москве был репрессирован), и миссия в Австрии прекратила свою