Читать книгу - "Египетский манускрипт - Борис Батыршин"

На углу Моховой, против обыкновения, маячил единственный экипаж: старик в кафтане, подпоясанном обрывком протертой вожжи. Пролетка старая; лак кое-где вытерся до светлого дерева. Пузатая мохнатая лошаденка в веревочной сбруе меланхолично что-то жевала.

– Дедушка, в Лефортово!

– А куды, ваш степенство?

Московские возчики именовали седока по одежке – кого «ваше степенство», кого «ваше здоровье», кого «ваше благородие», а кого «вась-сиясь». Тут важно было не ошибиться, польстить клиенту – чутье у этих мастеров извозного промысла было удивительным.

– Так куды?

– На Гороховскую.

– Десять копеек.

Гиляровский покачал головой – дорого.

– Восемь.

Репортер обошел безучастную кобылу и двинулся к углу Тверской. Старичок-возчик плелся за ним:

– Последнее слово – семь копеек! Без почина стою!

Сошлись на пятачке.

Выезжая на Лубянскую площадь, возчик разговорился:

– На смотр нашего брата опять гонют! На зад плонбу ставить! Больше и некуда. На шляпе – есть, на кафтане – есть, на полости – четыре, на передке – восемь. Чего гоняют людей? Они в управе соскучились деньги за службу получать, так давай извозчиков на копейки метить!

Гиляровский с пониманием кивал, усмехаясь про себя: уж этому-то «ваньке», с его веревочной упряжью, казенные пломбы (свидетельство того, что и конская упряжь, и экипаж соответствуют установленным управой нормам) не поставит даже самый пъяненький чиновник.

А возчик, обрадованный сочувствием седока, продолжал жаловаться на свою нелегкую долю:

– На два-три гривенника в день с конем не управишься. Овес, сено… В трактире калачик съешь и колбаски возьмешь, чай – на одново, половому – копейку, на дворе за коня – пятак, фатера, еще трактир, зимой, когда смерзнешь… Куды тут! Работник теперь по два с полтиной хозяину везет. Да кажинный день на городового расход. Вот статуй еще небесный!..

Огибая фонтан посреди площади, в любое время окруженный извозчьими лошаденками, которых владельцы поили прямо из каменной чаши, услышали позади колокольчики. Среди возчиков пошла суматоха – ломовики, расположившиеся тут же, на бирже, принялись нахлестывать лошадей, прижимаясь к тротуарам. Возница обернулся:

– Курьеры… Гляди!

Со стороны Тверской неслись две прекрасные гнедые тройки в одинаковых коротких экипажах. Ямщики на обоих – веселые, в шапках с павлиньими перьями – размахивают кнутами, заливаются свистом. На сиденьях – одинаковые пассажиры: жандарм в серой шинели, а рядом с ним молодой человек в гражданском платье.

– В Сибирь везут. – Возчик перекрестился. – Из Питера, на каторгу: это – которые супротив царя пошли.

Жандармские тройки вернули Гиляровского к мыслям об убитых с Хитровки и к необычному зубному протезу. Дело представлялось интересным – Владимир Алексеевич не сомневался, что застреленный молодой человек как-то связан с недавней эскападой. В самом деле первый убитый – тот, которого прирезал бебутом тот шустрый молодой человек… Роман, кажется? Он еще называл какое-то имя…

Репортер нахмурился, вспоминая. Нет, не он – тот, другой, ради которого и затевалась экспедиция; пленник, освобожденный из хитровского плена. Яков? Да, Яков. Он еще просил позволения зайти – интересуется криминальными делами. Вот и хорошо, пусть заходит…

Имя… он ведь точно называл какое-то имя? И тоже профессор… нет, доцент! Доцент Евсеин! Вот за эту ниточку и надо потянуть. Наверняка в университете можно навести справки…

– Ну-ка, голубчик, – Гиляровский решительно тормознул своего возницу. – Поворачивай-ка назад, на Моховую. Передумал я, не поеду. Денег заплачу, как уговорено…

С момента, когда облаченный в парадное одеяние барон открыл «заседание», прошло уже около часа – по высоким, заключенным в дубовую башенку часам, стоящим в зале напротив камина, в простенке между двумя витражными окнами. От прежней торжественности не осталось и следа; Корф, скинув фрак, стоял перед камином; пикейная бабочка сползла набок, придавая облику барона что-то комическое. Яша уселся на подлокотнике и слушал, вульгарно болтая ногой. Ромка, также выбравшийся из кресла, стоял теперь позади него, опираясь подбородком на скрещенные руки, пристроенные на спинку. Сидеть остался только Семенов, но от благоговейного, восторженного выражения, с которым он совсем недавно слушал барона, не осталось и следа.

– Я вам удивляюсь, барон, – говорил Олег Иванович. – «Совет Шести»… что за масонские игрища, право слово? Вы что, бульварных романов начитались? Так мы, позвольте напомнить, в реальной жизни…

– Ну это еще как сказать, – усмехнулся Корф. – Что-то не припомню, чтобы в реальной жизни мне доводилось скакать туда-сюда из прошлого в будущее, словно… я даже и не знаю, с чем сравнить! Так что если это у нас с вами реальность, друг мой, то очень уж она нереалистичная!

Олег Иванович издевательски похлопал в ладоши:

– Браво, барон, с каламбуром-с… А если серьезно – вы и правда полагаете, что без всех этих ваших клятв мы бросимся рассказывать на всех углах и про портал, и про прошлое с будущим?

– Ну, до сих пор вы не очень-то язык за зубами держали, – парировал Корф. – Я так понимаю, что за каких-то три месяца вы сумели расширить круг посвященных с трех человек до полутора десятков? Что и говорить, сохранили тайну…

– Кстати, тут я с бароном согласен, – вмешался Каретников. – И вообще – ты, Олег, крайне несерьезно ко всему относишься. Право же, создается впечатление, что ты здесь на экскурсии.

Семенов с упреком поглядел на друга – и ты, Брут! Тот сделал вид, что ничего не заметил, и продолжал:

– Определись уже на будущее: или ты здесь свое любопытство тешишь, или… – Каретников запнулся. Что «или» – он и сам не знал. – Об ответственности за изменение истории говорить не буду, оставим это для фантастов.

– Да ладно, Макар, что ты завелся? – примирительно начал Олег Иванович. – Не стоит так уж преувеличивать. Да, глупостей мы немало наделали – поначалу. Но, скажи на милость, а кто бы их не наделал? Это, знаешь ли, только в книжицах определенного пошиба попада… гость из будущего немедленно выстраивает план на полвека вперед – а потом следует ему с прямолинейностью летящего лома. А я, знаешь ли, живой человек…

– Вот именно – живой! – подхватил Каретников. – Только постарайся понять, что те, кто вокруг тебя, – тоже живые люди, а не набор пикселов. И наши действия могут принести им вполне ощутимый вред.

– Или, наоборот, пользу, – отозвался Семенов.

– Или пользу, – согласился доктор. – Только для этого надо иногда думать не о сиюминутных нуждах, а хотя бы о том, что будет послезавтра.

– А то я не думаю! – взорвался Олег Иванович. Видимо, ему наконец надоело, что старый приятель отчитывает его, как школьника. – Мы, между прочим, в Сирию не на экскурсию мотались. Вот полюбуйся…