Читать книгу - "Транзиция - Иэн Бэнкс"

удерживает всего один фалинь, отчего суденышко качается и подпрыгивает по прихоти волн, течений и ветров. Еще немного – и меня унесло бы в море, однако мне везет, и этого не происходит.

Мне чудится, что я плыву в теплой пелене тумана, в коконе умиротворения – как вдруг натыкаюсь на пирс, и меня снова пришвартовывают к берегу.

И вот я здесь, лежу на койке в своей палате. Меня вернули к жизни, за что я благодарен, однако ужас не отступает, ибо я видел, что случится дальше. Мне кажется, я знаю, чем все закончится.

Я не могу уйти. Я слишком измотан, слаб и подавлен после пережитого. Не то что встать – даже сесть и попросить о помощи не выходит. Я пытаюсь достучаться до медиков – рассказываю им, чего боюсь, однако внятная речь меня покинула. В мыслях я прекрасно формулирую и проговариваю фразы, довольно связно их озвучиваю на родном наречии – пусть и отдаю себе отчет, что никто его не понимает, – вот только способность переводить на местный язык, язык медсестер, врачей, уборщиков и других пациентов, судя по всему, утрачена… К каким бы словам я ни прибегал, выходит тарабарщина, да и говорю я так тихо, что меня, скорее всего, не слышат.

И вот я лежу здесь, наблюдая сквозь шторы за дневным светом и призрачной дугой, вдоль которой медленно движется по небу солнце; в ожидании темноты гадаю, случится ли все именно этой ночью, и понимаю, что да. Еще до рассвета за мной придет человек в черном.

Я чувствую, как набегают слезы, как они мягко струятся по щекам, натыкаясь на трубочки и проводки, а медицинские приборы теснятся со всех сторон, словно скорбящие – вокруг того, кто уже мертв.

Транзитор

Неудивительно, что я отрешаюсь от происходящего. Я сижу в небольшой кофейне неподалеку от железнодорожного вокзала, спиной к стене. Потягиваю американо и наблюдаю, как курсируют по Гранд-каналу лодки. На широкой набережной в рядок стоят туристы с чемоданами, поджидая водное такси. Два австралийца за соседним столиком спорят, как правильно пишется – «эспрессо» или «экспрессо».

– Да погляди ж ты сюда, бога ради! Вот же, черным по белому написано!

– Да это опечатка, чувак! Не видел, что ли, китайских инструкций?

Все никак не наиграюсь со своими новыми способностями. Я бы даже сказал – сверхспособностями. Больше в чужой разум я не прыгал – ни к членам «Надзора», ни к гражданским. Похоже, у меня проснулся смутный, но весьма полезный дар, каким обладают наблюдатели «Надзора». Я чувствую, как члены отрядов перехвата – растерянные, разобщенные, деморализованные – все еще бродят по Палаццо Кирецциа в поисках своих, помогают раненым, приносят извинения друг другу и самим себе, по-прежнему не понимая, что стряслось. Они ждут помощи и подкрепления.

Я нахожусь от них всего-то в нескольких сотнях метров. Если понадобится – мгновенно сорвусь с места. По крайней мере, я рад, что вижу их, а они меня – нет. Они производят впечатление слабослышащих людей, которые не понимают, насколько громко разговаривают друг с другом, тогда как я сижу в полной тишине. Проверять свое предположение мне боязно, и тем не менее я странным образом уверен, что никакой следопыт меня сейчас не заметит. Даже в метре от моего столика он не уловит, что за ним наблюдает транзитор. И конечно, никто понятия не имеет, как я теперь выгляжу.

Я научился лучше управляться со стеклянными панорамами и дорожками в будущее. В данный момент новое чувство говорит мне, что ничего особенно опасного не предвидится.

Кстати, я могу подсматривать и в прошлое. В моей голове, в моей памяти как будто пролегают коридоры, а в каждом – бессчетное множество дверей, развернутых ко мне под углом. Вглядываясь пристальнее, увеличивая масштаб, я могу заглянуть за любую из них и увидеть свои прежние транзиции. Меня посещает жутковатое чувство, что за каждой дверью скрывается еще целый сонм коридоров, целый пучок разнообразных направлений – и вертикальных, и горизонтальных, и пронзающих другие измерения, которые не описать словами… Как ни удивительно, мой мозг справляется с этим опытом.

Вот мой недавний триумф в Палаццо Кирецциа, когда я одурачил не одну, а целых две специально сформированных «Надзором» высококлассных группы перехвата (можно сказать, и три, если учесть людей, охранявших периметр).

А вот я сижу рядом с женщиной, которую, возможно, любил, и зачарованно смотрю на ее ладонь, легко, как шелк, скользящую над пламенем свечи.

А тут я бегу по парижским трущобам, пытаясь догнать двух оборзевших подростков, и вижу, как они погибают… и вновь погибают, только по-другому.

Вот мгновение, когда я вышибаю мозги музыканту, сидящему в нелепой навороченной тачке.

А здесь, посмотрите, я спасаю молодого человека от верной смерти.

А тут – пялюсь на увешанные бриллиантами сиськи мадам д’Ортолан.

А вот – давний солнечный денек; я иду с приятелями по улице и останавливаюсь возле старого толстяка, загорающего на своем микроскопическом участке.

Я сижу, завороженный этим внутренним слайд-шоу. Чертовски увлекательно!

Мой американо остывает. Гранд-канал по-прежнему кишит суденышками. Австралийские спорщики ушли. Среди обитателей Палаццо Кирецциа царит замешательство и чувство глубоко оскорбленного профессионального достоинства. А также легкий страх, потому что прибывает подкрепление, и ходят слухи, что скоро появится мадам д’Ортолан, у которой возникло немало вопросов.

Теплый ветерок приносит запахи табачного дыма и дизельных выхлопов, возвращая меня из раздумий в осязаемую, насущную реальность.

Конечно, вся эта ретроспективная игра порядком захватывает, если бы не маленькое «но»: меня ищет «Надзор», пустив в ход почти все возможные ресурсы. От этого так просто не отмахнуться. Не стоит забывать и о перевороте, затеянном мадам д’Ортолан. Тут, впрочем, я уже сделал все, что мог. Остается только надеяться, что мои попытки привлечь внимание миссис М. к членам Совета, которых мне поручили убрать, увенчались успехом, и теперь эти бедолаги предупреждены и защищены.

К моему нынешнему воплощению прилагался мобильный телефон. Я пытаюсь дозвониться до своего приятеля Эда, который уже мчит сюда с замысловато устроенной коробочкой, полной септуса, однако его мобильник выключен, а на работе говорят, что он уехал и вернется только завтра.

На моем запястье часы. Короткая, но более важная стрелка указывает на две параллельные черточки немного левее вертикальной оси. Одиннадцать. Эдриан предупреждал, что приедет к четырем часам вечера. Мы условились встретиться в ресторане «Куадри» на площади Сан-Марко – чем больше вокруг туристов, тем безопаснее.

Видно, придется подождать.

Оплатив счет, я отправляюсь на прогулку: пересекаю Гранд-канал по мосту Скальци, а полчаса спустя возвращаюсь тем же путем – изящно