Читать книгу - "Вечное пламя - Виктор Бурцев"

Да полно! Есть ли там хоть что-то человеческое? Душа есть ли? Или для того, чтобы ее найти, придется спускаться в самый ад?

Жалости Иван не чувствовал. Он слишком хорошо помнил допрос, слишком хорошо помнил вздувшееся лицо повешенного Парховщикова и пугающее, невероятное равнодушие, с которым штандартенфюрер обрекал его, Лопухина, на смерть. Сочувствовать, а уж тем более жалеть было просто некого. Чувство, которое испытывал Иван, глядя на Лилленштайна, было невозможно описать. Слишком сложный сплав, слишком сложный набор эмоций.

Чтобы отвлечься, Лопухин вспомнил, как уходил их маленький отряд. Все добровольцы. И большая часть должна вернуться назад. Главное, передать немца разведгруппе, которая уведет его через линию фронта.

Ивана послал с отрядом сам Болдин. Просто вызвал к себе и сказал:

– Пойдете вместе с пленным.

– Куда? – растерялся тогда Лопухин.

– Через линию фронта, конечно, Иван Николаевич. Куда ж еще? – Болдин что-то быстро писал на листе бумаги. – Нашего немца надо срочно переправлять. Иначе ничем хорошим это не кончится.

– Вас понял. Когда отправляться?

– Сегодня же! – Болдин протянул Лопухину сложенную вчетверо бумажку. – Передадите вместе с пленным.

– Так точно!

– Значит, так, – Болдин вытащил карту. – Дойдете до этой деревушки. Брошенная, как говорят разведчики. Церковь там да попик наполовину сумасшедший. Как уцелел – не знаю. Но вроде нам сочувствует. Разведчики с ним какой-то контакт наладили. Помогает. В общем, как я понял, кроме церкви там почти ничего не осталось, пара домов да развалины…

– Как же он там?..

– Кто? – не понял Болдин.

– Да поп этот… Не святым же духом питается?

– А шут его знает. Огородничает… Не в этом дело. К вечеру туда подойдет разведгруппа и заберет нашего барона. А также вас.

– Почему меня?

– Потому. – Болдин потер виски. – Есть связь… Ничего случайного не бывает. Понимаете? Если есть такой, как он, то обязательно, обязательно будет кто-то… вроде вас.

– Почему? – снова повторил Лопухин.

– Потому что есть такой… такая… – Генерал вздохнул. – Закономерность развития межчеловеческих отношений. Ну, или Господь Бог, если вам так будет угодно. – Болдин снова вздохнул и после паузы продолжил: – И знаете, Иван Николаевич, мне будет проще, если с Лилленштайном уйдете и вы.

– Я… обуза? – Иван почувствовал, как напрягаются скулы.

– Нет, – Болдин отмахнулся. – Какая там еще обуза? Что вы как ребенок? Поймите, я ведь не шучу насчет закономерности. Если есть такой, как вы, то обязательно найдется и такой, как он. Ну, вы же изучали диалектику?

– Единство и борьба противоположностей… – пробормотал Лопухин.

– Да. Но часто принято упирать именно на борьбу, а главное тут – единство. Потому, вы уж не обижайтесь, мне будет легче, если вы отправитесь вместе с Лилленштайном. Да и такой человек, как вы, не будет лишним в этом походе… А вот по поводу медальона вашего, я вам тут напишу фамилию, вы уж постарайтесь найти этого человека.

– Ученый? Историк?

– Нет. – Болдин покачал головой, помолчал и добавил: – Но человек неслучайный. Так что идите, Иван Николаевич. Глядишь, еще свидимся. А мы тут пока наведем шуму, за это не беспокойтесь. Немцам не до вас будет. Разведка принесла на хвосте, что рядом штаб мехдивизии расположился. Очень это нам кстати. – И он протянул широкую, крепкую руку: – Удачи вам, Иван.

Теперь Лопухин шагал рядом с носилками, беспокойно оглядываясь по сторонам, хотя и понимал, что авангардный отряд идет впереди, и если они чего не углядели, то он точно не увидит. Но все равно… Через плечо была перекинута тяжелая сумка с бумагами, что передал ему Колобков.

– Ты только донеси до редакции! Тут и пленки, и то, что мы с тобой писали! Это ж история, Лопух!

– Донесу, Колобок, донесу… – вздохнул Иван. – Куда ж я денусь?

Хмурый капитан, командовавший небольшим отрядом, махнул рукой:

– Стой! Тишина…

Лопухин прислушался. Ничего… Только смутная тревога в душе. Будто какой-то странный зов…

И тут, неожиданно громко, донесся из-за деревьев дребезжащий, чуть надсадный тоскливый звук, будто кто-то бил в большой треснутый колокол. Примчалась разведка.

– Деревня! – откозырял запыхавшийся красноармеец. – Поп там…

– Слышу, – хмуро ответил капитан. – Сам слышу.

Поп, седой, худющий, с широкой, совершенно белой бородой, сидел на пороге церкви – довольно высокой, сложенной из толстых, местами обгоревших бревен. Узкие длинные окна напоминали бойницы, а на чудом уцелевшей маковке болтался привязанный кусок рельсы.

Кроме попа в деревне не было никого. Торчали два более или менее сохранившихся дома рядом с церковью да черные, словно гнилые зубы, остатки изб.

У капитана с попом состоялся короткий разговор, после чего старик махнул рукой – заходите, мол. Бойцы быстро затащили Лилленштайна внутрь церкви, кто-то остался караулить снаружи, кто-то ушел на дальний конец деревни. Обычная суета, гарнизон, хоть будь он из десяти человек, все равно гарнизон. Служба.

Лопухин, оставшийся без дела, подсел к попу. Тот повернул голову к Ивану, оглядел его внимательным взглядом прозрачных, невероятно голубых глаз. Сквозь такие глаза смотрит на землю небо. Отвернулся.

Иван прокашлялся.

– Как вы тут… – Он замялся, не зная как называть священника. – Батюшка?..

– Живу и ладно…

– Не страшно? Немцы вокруг…

– А тебе страшно?

– Я… – Иван почувствовал себя глупо. – Я на войне.

– И я. Всю жизнь… – Он посмотрел наверх. – Вон, видишь, колокол мой?

– Рельсу? Вижу…

– Вот такое у меня оружие. От старого колокола только язык и остался, – старик кивнул куда-то. Иван посмотрел в указанном направлении и поразился. На земле лежал здоровенный, наверное с руку длиной, толстый колокольный язык.

– Тяжелый?

– Поди подними, – равнодушно ответил священник.

Лопухин поднялся, взялся за вытертое до блеска основание. Приподнял. На лбу надулись, выступили вены. Оторвал от земли. С трудом перехватил, чтобы можно было держать обеими руками. Тяжелая бронзовая болванка тянула к земле, пригибала.

Иван, чувствуя, как дрожат от напряжения руки, опустил, почти уронил язык на землю. Почва ощутимо дрогнула под ногами.

– Тяжелый…

– Некоторые и поднять не могут. – Поп глянул на Лопухина с некоторым уважением. – А я так почитай лет двадцать…

Священник вздохнул.

– Что лет двадцать? – Иван не понял.

– Хожу…