Читать книгу - "Русский израильтянин на службе монархов XIII века - Александр Койфман"

– Дорогой барон, я знаю, мои родственники ведут с вами переговоры о нашем браке. Для них главное – интересы семьи. Отец может заставить меня пойти под венец. Но я надеюсь, что вы не пойдете на этот брак только из материальных соображений. Брак без взаимной любви – это ужасно. Не думайте, что это слова девушки, начитавшейся рыцарских романов. Просто я видела много семей, созданных из династических соображений, и всегда это несчастные семьи. Я не хотела бы, чтобы вы были несчастны в браке. О себе я даже не говорю.

– Дорогая Франческа. Да, и графиня Теодора приложила немало усилий для подготовки нашего союза, и ваш отец сегодня говорил о том, что он хочет видеть свою дочь замужем. Но я сказал ему, что хотел бы поближе познакомиться с вами, чтобы не было скоропалительных решений. Да и разница в возрасте у нас порядочная. Но в любом случае я надеюсь минимум на нашу дружбу.

– Спасибо, барон. Поверьте, я хотела бы иметь вас в качестве друга. А разница в возрасте – разве она существенна?

Черт побери. Явно девушка не прочь выйти за меня замуж. Но я-то, что я хочу?

– Я был бы рад ознакомиться завтра с вашей помощью с городом, замком, окрестностями.

– Конечно, я покажу вам завтра все. Отдыхайте, барон.

Отдых продлился два дня. Франческа показала мне старые стены времен римского владычества, возможно, что их начали возводить умбры^[327] или этруски^[328]. Недаром Тоди назывался в то время Тутере, что означает «граница». Вторую стену возвели римляне и остановили здесь после поражения на озере Тразимено^[329] победоносное войско Ганнибала. А внешнюю стену воздвигли как раз перед войной с готами, и она помогла выдержать долгую осаду. Еще больше помогли выдержать осаду молитвы святого Фортунато, подземная римская цистерна^[330] и пятьсот колодцев, прорытых еще во времена этрусков. В дальнейшем Тутере превратилось в Тодер и, наконец, в нынешнее Тоди.

Я удивлялся ее познаниям в истории, но она снова упомянула, что провела несколько лет после смерти матери в монастыре, где святые отцы дали ей неплохое образование. На мой вопрос, почему граф Паоло не женился во второй раз, она просто ответила:

– Отец очень любил ее, она умерла при родах. А потом был потрясен смертью обоих моих братьев, погибших совсем молодыми в столкновениях с рыцарями архиепископа – предыдущего архиепископа. И эта его продолжительная болезнь… Моя мечта, чтобы в моей семье не было таких ужасных событий, как в семье моей матери.

Как в воду глядела. Мне не оставалось ничего иного, как пожелать ей исполнения мечты.

Не уверен, что я тот человек, который мог бы уготовить ей такую участь. Я служивый. Куда пошлет меня император, туда и поеду. Да и возможность погибнуть предоставляется мне постоянно. Не уверен, что Франческе хотелось бы быть молодой вдовой.

И вот наконец праздник святого Фортунато. В город стеклись толпы людей из ближайших поселений, замков, ферм, монастырей. В начале празднества каноник церкви Сан-Фортунато на площади Пьяцца-дель-Пополо прочитал несколько молитв, потом долго и нудно читал проповедь о бескорыстии, иллюстрируя ее легендой о том, как святой Фортунато пахал землю и нашел две золотые монеты. Считая, что они не очень нужны ему, что есть более нуждающиеся люди, отдал их нищим, сидящим у храма. Каноник призывал, следуя учению святого, не презирать богатство, но иметь его не более чем необходимо.

И наконец началось самое ожидаемое народом: праздничное шествие. Все двинулись к кафедральному собору. От старинной церкви Сан-Фортунато до новенького изящного собора не больше пяти минут ходьбы, но процессия пошла кружным путем, вбирая в себя все новые и новые группы жителей. Снова вышли на Пьяцца-дель-Пополо, прошли мимо римской цистерны и уткнулись в собор. В просторном кафедральном соборе старенький епископ тихим голосом повторил некоторые положения учения святого, а потом последовало перечисление заслуг святого Фортунато в деле обороны города во время готских войн, его участие в организации заботы о больных. В общем, утомил он нас основательно.

Только во время шествия я понял, что город не так уж мал. А богатое убранство кафедрального собора навело на мысль, что не зря архиепископы Сполето жаждут принять под свое крыло этот процветающий и разрастающийся город. Во время стояния в кафедральном соборе я несколько раз внимательно смотрел на лицо Франчески. Меня поразило то внимание, с которым она слушала нудную, на мой взгляд, проповедь епископа. На ее лице отражались нюансы его речи: то оно хмурилось, когда епископ говорил о безбожных врагах церкви, то радостно светлело при упоминании достоинств святого.

Неужели она такая религиозная? Как же с ней жить?

Несмотря на то что уехал из России более двадцати лет назад, я остался в смысле религиозности все тем же совком. Меня этот вопрос не интересует. Не был православным, не перешел в иудаизм, не стал мусульманином. Тем более я не католик. Жить с глубоко религиозной женщиной? Наверное, это будет трудно для меня. Я поймал себя на мысли, что рассуждаю о Франческе как о будущей жене.

Почему? Я ведь еще ничего не решил. Неужели я так легко поддаюсь давлению? Они все уже считают, что я у них в кармане? Ошибаются. Не уверен, что останусь в этом маленьком, красивом городке. После шумного Дамаска провести остаток жизни в этой провинциальной тиши? Нет, этого не будет.

Но все, в том числе и празднество святого Фортунато, кончается. Мы собрались в замке для праздничной вечерней трапезы. Перед трапезой епископ познакомил меня со своим племянником – представительным мужчиной чуть старше меня. Оказывается, он обладает имперским феодом в нашем графстве. Фратторе, так звали племянника, обладает боевым опытом, два раза участвовал в пограничных стычках и призывался в армию императора, когда она ходила в поход к Ферраре. Впервые при мне граф Паоло вышел из своей комнаты и присоединился к нам. Видно, что любое действие, любое движение дается ему болезненно, он ничего не ест с нами, но пытается улыбаться. И время от времени посматривает то на меня, то на Франческу; но наши лица безмятежны, ему ничего не удается увидеть на них, тем более прочитать наши мысли. Для Франчески это естественно, но мне приходится подавлять свои чувства, вернее, свою некоторую растерянность.