Читать книгу - "Наследники империи - Павел Молитвин"

Сильясаль мягко высвободила пальцы из-под ладони фора и повернулась к нему, собираясь, по-видимому, продолжить разговор об ай-дане, но Азани осторожно обнял ее за талию и привлек к себе.

Первым порывом девушки, ощутившей себя попавшей в силки птахой, было рвануться из его объятий, однако в следующее мгновение ею овладела внезапная слабость. Лицо фора показалось ей невыразимо прекрасным, и губы ее сами собой потянулись к его губам. И тут она подумала, что в одном ей здорово повезло: сверстницы ее, обладавшие излюбленным мужчинами ростом, обзавелись супругами как раз в то время, когда Азани был в южных провинциях. А потом ее накрыла волна ни с чем не сравнимой сладостной истомы, и ни ей самой, ни ее красавчику фору ничуть не помешало то, что она была по крайней мере на полголовы выше его…

Сильясаль вскрикнула, ощутив, как неведомая сила оторвала ее от Азани и швырнула на ограждение террасы. Неведомая сила? Как бы не так! Это сам фор отбросил ее, словно ребенок изломанную, надоевшую игрушку! Слезы обиды, недоумения, оскорбленной гордости готовы были брызнуть из глаз девушки, когда она увидела уродливую, сгорбленную фигуру, выступившую из-за каменного изваяния Иегамеруса — птицебыка, в чьем облике Кен-Кан-вале любит носиться среди грозовых туч. Сильясаль прижала к груди переплетенные в молитвенном жесте пальцы — на миг ей показалось, что это волею Предвечного ожила одна из украшавших верхнюю террасу статуй. Затем она подумала, что это не что иное, как злобное порождение Агароса, посылаемое им, дабы разлучать влюбленных и другими способами препятствовать людскому счастью. И только когда гигантская, с непостижимой быстротой передвигавшаяся на четвереньках тварь прыгнула на фора, девушка поняла, что ни к светлому Кен-Канвале, ни к мрачному Агаросу не имеет она никакого отношения. Это был йомлог — огромная человекоподобная обезъяна, неведомым образом пробравшаяся в Золотую раковину, чтобы…

Решить, для чего же пожаловала человекообезьяна во дворец яр-дана, Сильясаль не успела, ибо до нее вдруг дошло, что сейчас ее фор будет убит. И закричала так страшно и пронзительно, что йомлог обернулся. Кинжал воспользовавшегося этим Азани полоснул его по лапе, однако в следующий момент монстр уже вновь наступал на человека и ужасные когти рвали воздух у самого лица фора. А тот прыгал, увертывался и приплясывал на месте, будто исполняя диковинный танец. И без устали вычерчивал и вычерчивал перед мордой йомлога замысловатые узоры сияющим в свете звезд клинком. Слишком, увы, коротким, чтобы нанести мохнатой длиннолапой гадине сколько-нибудь ощутимый ущерб. Разъяренный йомлог в очередной раз ушел от удара кинжалом, попытался достать вертлявого противника страшными когтями и прыгнул, норовя смять, раздавить, разорвать его на куски. И снова Азани в самый последний момент, отпрянул в сторону, ухитрившись ткнуть прыгучую тварь клинком в меховой бок. Но что для йомлога эти царапины?

Сильясаль охнула — когти полоснули по халату фора, вырвав клок серебристой парчи. Девушка представила, сколько трупов оставил йомлог на своем пути, прежде чем добраться до крыши Золотой раковины, и беспомощно огляделась по сторонам. Если бы у нее было хоть какое-нибудь оружие!

Движения Азани начали замедляться, он уже не пытался нападать, а, перейдя к обороне, тянул время — должны же стражники в конце концов появиться! Йомлог тоже, отведав стали и убедившись, что противник его виртуозно владеет своим единственным сияющим когтем, сделался осторожнее. Перестав напрыгивать на фора, он медленно теснил его к перилам, ограждавшим внутренний край террасы. Чудище не понимает, что сейчас прибегут стражники и поднимут его на копья, пронеслось в мозгу Сильясаль, однако вспыхнувшая было в ее душе надежда сменилась самым черным отчаянием. Азани неожиданно замер с отведенной для удара рукой, устремив на йомлога остановившиеся, остекленевшие глаза. Что с ним? Чего же он медлит?! Чего ждет?!.

— Фор! — завопила девушка во всю мощь своих легких.

Лапа бесхвостой человекоподобной обезьяны медленно и неотвратимо, как в кошмарном сне, начала опускаться на голову Азани. Он услышал крик Сильясаль и попытался поднырнуть под смертоносную лапу монстра, но поздно, слишком поздно! Когти едва коснулись, чиркнули на излете удара по левой щеке фора, и все же его развернуло, подбросило, и, обливаясь кровью, он рухнул в страшные объятия громадной твари.

Йомлог сжал свою жертву железной хваткой, отбросил и, повернув хищную вытянутую морду к Сильясаль, сделал в ее сторону один шаг, другой и повалился на каменные плиты. Оцепеневшая от ужаса и горя девушка почти без удивления разглядела торчащую из густой шерсти рукоять кинжала, а затем чьи-то сильные руки подхватили ее, набежавшие откуда ни возьмись стражники обступили изломанное тело фора и мерзкую мохнатую образину, загородив их своими спинами от Сильясали, и она, погружаясь во мрак небытия, порадовалась, что предстанет перед лицом Кен-Канвале рука об руку со своим возлюбленным.

Помещение, в которое разбойного вида парни привели Гиля и Марикаль, больше всего напоминало расположенный позади лавки склад, хотя никаких товаров здесь уже давно не хранили. Не было здесь ни бочек, ни тюков, ни ящиков, ни какой-либо мебели, только двое спящих на полу мужчин, от которых сильно разило вином, и краснокожая женщина, сидевшая в дальнем углу, охватив колени руками. При появлении новых пленников она подняла скуластое, безбровое лицо с сильно выдающимся вперед подбородком и тонкими губами, окинула юношу равнодушным взглядом, перевела глаза на его спутницу и нетвердым голосом позвала:

— Высокородная госпожа!

Марикаль, не повернув головы, замерла посредине просторной комнаты, и видно было, что стоять она так может бесконечно долго. Страх и отчаяние уступили место полнейшей апатии, наведшей Гиля на неприятнейшие размышления о том, что он, может статься, оказал этой несчастной скверную услугу, разбойники, схватившие их на берегу Главного канала, вряд ли будут церемониться с сумасшедшей девушкой. Убедившись, что она в самом деле лишилась рассудка, они вышвырнут ее на улицу, а уж там-то Марикаль ждет верная смерть.

— Садись, ради отца своего, фора Таралана, и попытайся уснуть, — велел Гиль, стараясь не обращать внимания на уставившуюся на них во все глаза женщину. Опустившись рядом с Марикаль, он, преодолевая усталость, попытался вновь вступить с ней в эмоциональный контакт, однако и на этот раз, как и в дворцовой тюрьме, ничего путного из этого не вышло. С таким же успехом юноша мог кричать в совершенно пустой комнате — ему отвечало только эхо, и означать это могло лишь одно — личность Марикаль была стерта, выжжена, уничтожена с целью превратить ее в живую куклу, послушно исполняющую приказы своих хозяев. И поскольку никаких следов того, что приказы эти были ей даны, он не обнаружил, следовало предположить, что заложить их в нее еще не успели.

Гиль не сомневался в том, что вбить в голову этого несчастного существа намеревались какую-нибудь пакость, и потому не жалел о содеяном — пока в искалеченной памяти девушки теплится образ отца, оставалась надежда и на ее выздоровление. Хотя нельзя было исключать возможность того, что волны безумия и беспамятства захлестнут светлый островок, загасят искорку чуть теплящегося сознания, и тогда смерть будет лучшим выходом для телесной оболочки души Марикаль, отправящейся в дивные сады Самаата, которого обитатели империи величают Предвечным или Божественным Кен-Канвале…