Читать книгу - "Коловрат: Знамение. Вторжение. Судьба - Алексей Миронов"

– Бог-то у нас один, – кивнул Юрий, поразмыслив, – только веруем мы по-разному.

Он вдруг встал со своего резного трона и сделал несколько шагов вперед. Остановившись напротив Юлиана, рязанский князь скрестил руки на груди.

– Был у вас монастырь возле Киева, слыхал, да прогнали вас оттуда лет пять назад. Народ прогнал. Не приживается ваша вера на Руси, – сказал Юрий, посмотрев в сторону, будто сам с собою разговаривал.

Юлиан молчал, улыбаясь и слушая, что переводил толмач.

– А что, неужто и в самом городе Владимире князь позволил твоему приору проповеди вести? – уточнил вдруг князь, вперив взгляд в толмача доминиканцев и даже не глядя на приора. – И в Суздале бывали? И в Костроме, Ярославле?

На некоторое время в зале воцарилось молчание. Затем сначала Веденей, а следом и толмач-доминиканец перевели вопрос Юлиану. Хотя у наблюдательного Коловрата вдруг появилось ощущение, что этот невысокий монах и сам неплохо понимает на языке русичей, а тут он только прикидывается несведущим в интересах дела. Между тем приор, все это время перебиравший короткими пальцами рук веревку, на которой весел туесок для подаяний, улыбнувшись и воздев руки к небу, тихо проговорил что-то в ответ.

– Приор Юлиан говорит, – перевел толмач-доминиканец, – что специальной грамотой с печатью великого князя Владимирского Юрия Всеволодовича нам в этот раз разрешили проход сквозь владения княжеские до самой Волги в земли мордвы[49]. Мы могли проповедовать среди крестьян и ремесленников. И жить подаянием, как и велит нам устав ордена.

– Вот видишь, – спокойно кивнул Юрий. – Если сам великий князь Владимирский вас в города не допустил, то почему же я, князь меньший, могу сделать иначе?

Он развернулся, словно услышал все, что хотел, и сел обратно на свое место, всем видом показывая, что переговоры закончены.

– Куда далее направляетесь из Рязани? – поинтересовался все же Юрий.

– Мы собирались отсюда идти к Чернигову, – перевел ответ приора доминиканский толмач, – но можем здесь обождать княжеского решения. Если князю нужно подумать. Вопрос важный.

– Нечего думать, – решил Юрий. – Вы можете пройти сквозь мою землю в Чернигов, я дам вам на то грамоту. Но ни здесь, в самой Рязани, ни в ее окрестностях проповедовать вы не будете. Идите с богом!

Толмач, осторожно подбирая слова, начал переводить ответ. Но тут из-за княжеского трона вдруг вышла черная кошка, потянулась и мирно направилась вдоль стены к лежанке, у которой стоял Евпатий. Князь любил кошек, и все об этом знали. А потому никто не обратил на нее никакого внимания. Ни бояре, ни священники, ни охрана. Никто, кроме приора доминиканцев. Едва заметив кошку, он вдруг вышел из себя, съежился и, указав на нее пальцем, завопил во весь голос что-то нечленораздельное. А потом несколько раз угрожающе ткнул пальцем в самого князя, тоже прошипев что-то, брызгая ядовитой слюной, как змея. От мирного доминиканца не осталось и следа.

– Перевести? – уточнил Святослав, которому Веденей уже нашептал что-то на ухо.

– Не надо, – спокойно заметил Юрий, – и так ясно, что проклинает.

– Говорит, что черная кошка – исчадие дьявола[50], и, мол, гореть нам за это в аду, – все же перевел Святослав часть послания.

– Иди с богом, – повторил мрачно Юрий приору доминиканцев, – и пальцем в меня не тычь, а то ведь и осерчать могу.

Юлиан вдруг сник, словно понял все без перевода, и, развернувшись, поспешил к выходу. За ним прошелестели босыми ступнями по полу остальные монахи, понурив головы. Едва доминиканцы покинули зал, князь Юрий пальцем поманил к себе кошку, которая по первому зову прыгнула к нему на руки, ласково погладил ее по шее и произнес, ухмыльнувшись, задумчиво:

– Напугала ты, Мурка, латинян.

Глава восьмая

Особое дело

Посидев так в тишине и безмолвии некоторое время, рязанский князь, к удивлению Коловрата, первыми отпустил священников со словами: «Позже поговорим обо всем. Когда епископ вернется». Но священники остались не в обиде и, уходя, одарили князя благодарным взглядом. Судя по всему, поначалу они боялись иного исхода этой встречи, но Юрий поступил именно так, как они и надеялись, – выдворил из державы чужеземных монахов, не дав им возможности проповедовать и баламутить народ. Перекрестив князя, оба служителя церкви удалились.

Охрану и всех помощников князь тоже выдворил. В приемном зале остались только он сам, боярин Святослав, воевода Богдан и Коловрат, так и стоявший пока позади всех, за колонной. Князь, похоже, решил и эту беседу провести прямо здесь, не отвлекаясь на застолья.

– Евпатий, – позвал князь, наконец отрываясь от своих дум, – выйди наперед.

Евпатий последовал приказу и встал перед князем, вместе со Святославом и воеводой.

– Ну, рассказывай, что в твоем походе случилось, – разрешил князь, продолжавший неторопливо поглаживать кошку, – да с подробностями. Суть мне известна. Воевода уже поведал.

– Как прикажешь, княже, – кивнул Коловрат и начал свой рассказ.

– Проверял я с малой дружиной дальние кордоны обычным порядком и случайно натолкнулся на странных людишек.

– Чем же они тебе не приглянулись?

– Так одеты вроде по-нашему, – объяснил Евпатий, – издалека за людишек купеческих принять можно. А болтаются по дремучим лесам и дела странные творят.

– Ну? – поторопил его князь, желавший побыстрее узнать детали похода.

– Когда мы их случайно заметили с другого берега реки, – продолжал Коловрат, – они аккурат тюки в землю хоронили. Странное занятие для купцов, да и места больно глухие, для торговых людей не интересные. Вот мы и решили проверить.

– Проверили? – чуть подался вперед Юрий. – И что там было?

– Оружие, княже, – сказал Евпатий, тоже сделав полшага навстречу, – откопали мы несколько тюков. А там: сабли, копья, топоры да луки со стрелами. Много народа вооружить можно. Ну, я, понятное дело, решил по следу пройти да поймать тех людишек, но сначала до кордона подался, на который мы ехали. Поговорил с местным сотником, Держикрай зовут, да ратников у него еще чуток прихватил, у меня больно мало было воинов для такого дела. Не воевать ехал. А на том кордоне узнал, что такие летучие отряды уже не впервой в тех местах шастают. С тюками сквозь границы