Читать книгу - "Путь Пилигрима - Гордон Диксон"

Взбудораженный, он отправился назад к Марии, единственному живому существу, с которым мог бы обсудить идеи, переполнявшие его голову. Быстро шагая в сторону отеля по недавно пустынным улицам уже при свете дня, он был удивлен тем, как много на улице людей и как заметно солнце уже поднялось над горизонтом. День обещал быть ясным. Очевидно, он ходил и думал гораздо дольше, чем полагал.

Вернувшись в номер, он застал Марию уже вставшей с постели. Он заключил ее в объятия.

– Ты была права! - сказал он.- Существует способ отделаться от алаагов. Я еще не нашел его, но знаю, он должен быть! Пойдем в гостиную, поговорим, я хочу привести в порядок свои мысли.

– А нельзя ли сразу заказать завтрак? - Она прикрыла ладонью зевок.

– Десять завтраков! - с энтузиазмом произнес он. Пока они ждали завтрака, он рассказал ей о кошках.

– …Понимаешь,- продолжал он, когда еда была уже перед ними и они начали есть - Мария, по крайней мере, ела. Шейну надо было о стольком рассказать, что еда ему мешала.- Понаблюдав за кошками, я понял, насколько мало представитель одного вида живых существ может правильно оценить побуждения другого вида, не говоря уже о другой расе. То, что годится для одного вида существ, может даже не существовать для другого. В сущности, эта вещь может и в самом деле стать невидимой и неслышимой. Наступает момент, как получилось у меня с кошками, игнорирования того, что невозможно понять. Даже если бы я смог приблизиться к пониманию того, что кошками двигала забота о территориальных правах, я все же не смог бы узнать, что означает для мозга, и мускулов, и кишок - занять такую позицию на углу и удерживать ее. Она перестала есть и с любопытством воззрилась на него.

– Мне показалось, ты говорил, что у тебя уже есть решение? - сказала она.- А теперь получается, что ты не в состоянии будешь осознать его, даже если оно есть.

– Может, и не смогу - прямо,- ответил он.- Но косвенно - то, что я сказал о понимании порядка вещей для другого вида или расы, справедливо. Даже если невозможно копирование знаний, существуют параллели. Человеческие матери любят и защищают своих детей. Кошки-матери любят и защищают своих котят. Помню, однажды мне пришло в голову - не знаю, говорил ли я об этом тебе,- что алаагская и человеческая расы как будто видят друг друга в разных кривых зеркалах.

Мария нахмурилась.

– Кривых зеркалах?

– Я хочу сказать,- продолжал он,- что представитель одной расы видит представителя другой в искаженном виде - вроде тех отражений в кривых зеркалах, которые встречаются в аттракционах. В том, что видит один из них, есть вещи, которые он не может разглядеть или понять, поэтому для того, чтобы объяснить для себя картинку, он приспосабливает ее к своим представлениям. Понимаешь, беда в том, что мы с алаагами так чертовски похожи.

Мария кивнула.

– Они гуманоиды.

– Они необычайно похожи на нас,- согласился Шейн.- Или мы, как алаагоиды, сильно похожи на них - в зависимости от точки зрения. Почти невероятно, чтобы первая, совершенно изолированная от нас раса, нашедшая нас, оказалась настолько на нас похожей - а может, это, в конце концов, и неудивительно. Похожесть обусловливается одинаковыми требованиями, одним и тем же типом предыстории и социальной истории - и одинаковыми потребностями. Как мы отправимся на поиски планет наподобие Земли, выйдя в межзвездное пространство, так и алааги отправились для начала на поиски знакомых планет; схожие миры обусловливают и другие схожие моменты. Но в этом-то и загвоздка. Схожесть - но не идентичность. Мы смотрим на алаагов и видим расу, любить которую у нас нет причин, поэтому мы называем их чужаками. Они смотрят на нас и видят нечто вроде искаженных алаагоидов, вид которых вызывает у них дискомфорт, - и они называют нас зверями. Но на подсознательном уровне мы продолжаем думать о них как об изуродованных людях, а они не могут не думать о нас как об усохшем и истощенном варианте алаагов. Итак, когда фишки брошены, представители обеих рас считают само собой разумеющимся, что оппоненты видят, как они, чувствуют, как они, и должны поступать, как они. Она медленно покачала головой.

– Не могу поверить,- произнесла она,- чтобы они зашли так далеко, что ожидают, будто мы будем чувствовать то же, что и они.

– Думаю, что так оно и есть. Думаю, что в глубине души они чувствуют, что мы бы даже предпочли их родные планеты собственной, доведись нам увидеть, какими они были до своего изгнания оттуда. Они отдают себе отчет в том, что мы никогда не видели ничего подобного и нет причин, почему нас должен сильно волновать их крестовый поход по возвращению этих планет; но бессознательно они просто не могут себе представить какой-то похожий на алаагов народ, который не был бы счастлив умереть ради возвращения этих планет. Потому что именно так они чувствуют.

Мария снова покачала головой, на этот раз без слов.

– Знаю, знаю,- сказал Шейн.- Это безумие, но я высказываю свою точку зрения. Говорю тебе, они не видят нас такими, какие мы есть, а мы не видим их истинного лица. Мы просто не можем. Я тоже не могу, но с моей точки зрения, когда я считаю себя в стороне от обеих рас, я имею возможность увидеть нечто в человеческих существах, что поможет по аналогии разгадать не видимые в алаагах по-другому вещи, которые подскажут нам средства воздействия на них для того, чтобы прогнать.

– Если кто-то может это сделать, так это ты,- уверенно произнесла Мария.- Но как ты собираешься увидеть это?

– Мне необходимо как можно дальше уйти от собственных предрассудков,- с жаром произнес Шейн.- И с этого момента ты тоже будешь участвовать. Я хочу, чтобы ты мне помогла. Ты недолго пробыла в Доме Оружия, но встречалась с алаагами, и у тебя на них другая точка зрения, чем у меня. Я хочу, чтобы ты рассказала мне, что ты о них думаешь. Начинай. Расскажи о них все, что тебе придет в голову, а я скажу тебе, где ты, по моему мнению, ошибаешься. Мы обсудим разницу, и вдвоем нам, возможно, удастся посмотреть на алаагов извне, чтобы понять их уязвимые стороны.

Мария перестала есть.

– Я не знаю, с чего начать,- сказала она.