Читать книгу - "Что-нибудь светлое… - Песах Амнуэль"

— Сколько лет расширялась Вселенная потом? — спросила она, то ли ожидая от него ответа, то ли не ожидая ничего, кроме пристального внимания к каждому ее слову.

— Это зависит от величины постоянной Хаббла, которая точно не измерена, и ты это наверняка знаешь, — сказал он. — И если ты воображаешь, что все это время фотоны первоатома оставались связаны…

— Частицы тоже, — кивнула она. — Не только те, из первоатома, но и другие, возникшие потом из первых, и следующие, возникшие из вторых…

— Как же, как же, — иронически проговорил он, уловив в ее рассуждении неминуемое противоречие, которого не должно быть в правильной научной идее. — Расстояние между частицами — миллионы парсек. Миллиарды. Единая квантовая система? И значит, частица — скажем, атом водорода — в туманности Андромеды и такая же частица, скажем, в твоем платье — кстати, красивое, тебе идет — связаны так же, как в первоатоме? И если ты сейчас случайным движением руки выдернешь атом водорода из той цепочки, в которой он находится в твоем платье, то другой атом, там, в туманности Андромеды, «почувствует» мгновенно это изменение и сам вынужден будет изменить свое состояние? Глупости ты говоришь, — сказал он сердито. — Дальнодействие — это мы с тобой еще…

— В том и проблема, — спокойно сказала она, — что ты не в состоянии понять это единство: дальнодействие в квантовом мире и близкодействие — в обычных масштабах.

— Дальнодействие и близкодействие несовместимы, — отрезал он. — Скорость света — предел.

— Потому тебе и не удастся сделать то, что ты хочешь, — с мстительным удовлетворением сказала она.

— Чего хочу я? — вопрос вырвался непроизвольно, он никогда не говорил с ней о планах, он даже с Бором еще не обсуждал свои идеи, хотел, чтобы новая физика сначала выкристаллизовалась в его мыслях, а потом… Что она имела в виду? Она не могла знать. Или…

— Единая физика, я права? Но ты не сможешь сделать ничего, потому что уверен: дальнодействие квантов несовместимо с близкодействием относительности. На самом деле нет двух миров: квантового и обычного. Мир един.

— Нет двух миров, — повторил он. — Конечно. Мир един, потому что квантовая физика, как ее изображают Вернер с Нильсом, — химера. Математический трюк.

— Мир един, — упрямо сказала она. — И если…

— Что если? — спросил он минуту спустя, потому что она замолчала на полуслове и сидела, плотно сжав губы и по-ученически сложив руки на коленях — усталая, немолодая, все в жизни потерявшая женщина.

— Если на твоем столе ты найдешь утром красивый камешек, которого не было вечером, ты повертишь его в ладонях и выбросишь в корзину… или положишь на подоконник… в зависимости от настроения. Главное — ты забудешь об этом через минуту, потому что мысли твои заняты другим, и бытовым странностям в них нет места.

Он покачал головой.

— Не напоминай, — сказал он, помрачнев. — Тете таскал домой все, что попадалось под руку. Теперь, наверно, тоже.

— Ты так и остался при своем мнении, — с горечью произнесла она. — Ты не хочешь понять, что Тете… Неважно, — прервала она себя. — Для тебя это бытовые глупости, ты никак не связываешь их с квантовой физикой.

— Опять ты об этом, — с досадой сказал он. — Я хотел говорить с тобой о важных вещах.

— Я о них и говорю! — она повысила голос, воображая, что так дотянется до его сознания, до его гениального, раскованного, все понимающего сознания. — Погляди на эту чайку, — ему показалось, что она опять переменила тему разговора, и он недовольно поморщился.

— Погляди на чайку, — повторила она. — О чем ты думаешь, когда смотришь, как она ловко подхватывает рыбу? О том, как великолепно создала эволюция этот живой организм, верно?

Он молчал, и она не была уверена — слушал ли. Он умел погружаться в свои мысли, становиться недоступным для собеседника, выглядя при этом немного рассеянным и вроде бы прислушивающимся.

— Ты слышишь меня?

— Да, — сказал он, глядя в небо. — Слышу и слышал. Лет пятнадцать назад мы с тобой повздорили, когда ты нашла у Тете камень, похожий по форме на Тадж-Махал, и сказала, что это такой же плод эволюции, как муха, ползавшая в это время по столу. Эта твоя идея не нова и…

— …И глупа, я знаю. Тогда это была чистая интуиция, ничего больше, но сейчас…

— Сейчас это даже не интуиция, а непонимание, — отрезал он. — Тете таскал в дом всякую всячину, которую мы находили в самых неподходящих местах. Он и сейчас так поступает? Я правильно тебя понимаю?

— И сейчас, — повторила она. — Только ни тогда, ни сейчас он не таскал, как ты говоришь, всякую всячину.

— Да-да. Тете сам создавал эти предметы. Как фокусник в цирке. Правда, там…

— О, Господи, — сказала она. — До чего порой умны эти физики! Они так умны, что перестают понимать самые простые вещи. Ты можешь помолчать?

Он демонстративно сложил руки на груди и приготовился слушать внимательно, очень внимательно, как умел только он. Она обожала такие мгновения их прошлой жизни. Когда ей приходила в голову мысль, она застывала на месте, а он, уловив перемену, поворачивался к ней, складывал на груди руки и впитывал не слова, она не всегда могла выразить свою мысль словами, он умел понимать идеи просто по выражению ее лица, по взгляду, и потом, когда он произносил вслух то, что она только подумала и не могла объяснить, оказывалось, что это цельная, необычная, новая потрясающая идея, до которой мог додуматься только его гениальный ум. Да, глядя на ее раскрасневшееся лицо, но лицо — не мысль, а мысль рождалась в его голове, в его сознании.

— Мироздание состоит из частиц и квантов…

Она сейчас не думала, не расставляла слова по местам. Она смотрела на его руки и вспоминала: маленький Тете очень хотел, чтобы Санта Клаус подарил ему на Рождество настоящий паровоз, и, когда игрушка действительно оказалась лежавшей под елкой в гостиной, мальчик не удивился. Удивилась она, потому что не клала этой игрушки. Подумала, что это сделал он, но и он не мог, он даже не знал о детской мечте сына. Она сказала ему… а он, рассеянно посмотрев, проронил: «Я попросил бы лошадку».

— Мироздание состоит из частиц и квантов, — говорила она, не слыша себя. — Все кванты и частицы во вселенной — единая физическая система. Раньше я не понимала, как это возможно, и не донимала тебя своими бреднями, а после работ Леметра поняла… Все началось в первоатоме…

— Да-да, — рассеянно сказал он,