Читать книгу - "Золотой лук. Книга первая. Если герой приходит - Генри Лайон Олди"

– Радуйся, Сизиф, сын Эола!

– Всегда, – откликнулся Сизиф.

И пояснил, видя недоумение бога:

– Я всегда радуюсь твоему появлению. Как ты думаешь, кто ты такой?

– Сын Зевса? – предположил Гермий. – Водитель душ?

– Это не главное.

– Податель Радости? Килленец? Лукавый?

– И это не главное.

– Трижды Величайший?

Лицо Сизифа было ответом. Ответ этот не обрадовал Гермия.

– Кто же я тогда?

– Правильнее было бы спросить: «Что же я тогда?» Ты – бурдюк с вином. С отменным хиосским вином. Крепким и неразбавленным. Иногда я боюсь, что ты не придешь. Забудешь меня, нарушишь обещание. Но ты честен, чего трудно ожидать от твоей природы. Радуйся, честный бурдюк с честным вином! И позволь мне обрадоваться тоже.

Сизиф оглянулся на гору:

– День на исходе. Я могу позволить себе отдых. Вино будет кстати, как и беседа с тобой. Клади бурдюк на землю, садись рядом.

Гермий послушался. Садясь, он тоже бросил взгляд на гору. Вершина уходила за облака, которых не было в царстве Аида. Гор здесь тоже не было, эту создали нарочно для Сизифа. Крутой склон, тропа вьется меж чахлых безлистых кустов. Земля утоптана босыми пятками, выглажена тяжестью камня. Вот и камень: притулился сбоку, дремлет.

Ждет завтрашнего дня.

Закат, подумал Гермий. Это не закат, это иллюзия. Отблески дворца Гелиоса на дне Океана. Солнце спустилось под воду для пира и отдыха. Для смертных, живущих на поверхности земли, оно давно зашло. Закат для людей закончился. Но здесь, под землей, дворец Гелиоса сияет для теней из океанских глубин, даруя мертвым подобие света, тепла, жизни.

Когда солнечный бог опять взойдет на небо, в Аиде станет темно. Нет, тут стемнеет раньше, когда Гелиос завершит пир и уснет до утра. Дворец погаснет, давая отдых усталому светилу.

У каждого свой камень, своя гора. Назови камень солнцем, а гору небом – ничего не изменится. Странная мысль, беспокойная. Такую лучше не думать.

– Я привел гостя, – сказал бог. – Он не бурдюк, уверяю тебя.

И позволил тени стать видимой.

– Алкимен, – после долгого молчания произнес Сизиф. – Радуйся, внук.

Тяжелый ежедневный труд изменил Сизифово тело, дарованное для мучений. Мышцы налились силой, окрепла спина. Ноги стали похожи на узловатые корни дуба, выпирающие из земли. Лицо обветрилось, резче выступили скулы. Сейчас мало кто поверил бы, что эти двое – дед и внук.

– Радуйся, говорю. Здесь, правда, особо нечему радоваться. Но если поискать, можно найти кое-что. Ты пил из Леты?

– Я ему не позволил, – вместо юноши ответил Гермий. – Хотя какая разница? Здесь, у твоей горы, все помнят всё. Даже я вспоминаю такое, о чем предпочел бы забыть. Мучения без памяти – пустой звук. Ты мучишься, Сизиф?

– Да.

Сизиф не отрывал взгляда от внука:

– Я мучусь, Гермий. Но камень тут ни при чем. Почему он молчит?

– Камень?

– Мне не до шуток. Почему Алкимен молчит? Не идет ко мне?

– Три дня он не произнесет ни слова. Потом речь вернется к нему.