Читать книгу - "Башни Анисана - Ольга Каверина"

– Бэли! – позвал он, присаживаясь перед ложем, и накрывая ладонью его ладонь, – Бэли, я пришёл. Ты меня слышишь?

Бэли легонько вздрогнул и приоткрыл глаза, уставившись на Гиб Аянфаля немигающим отстранённым взором. Несколько мгновений он точно не узнавал, кто перед ним, а потом тихо спросил:

– Янфо?

– Да. Как хорошо, что я тебя нашёл! Хиба тебя всюду ищет!

– Хиба? – так же отстранённо спросил Бэли, после чего на его лице отразились слабые эмоции, – Хицаби, мой аба, да? Тот, кто сотворил меня вместо матери-Звезды…

– Да, – подтвердил Гиб Аянфаль, удивлённый словами Бэли, – хочешь, я сейчас пойду и приведу его? Мы вместе выберемся отсюда!

– Постой, – пальцы Бэли чуть сжали его ладонь, – я не смогу уйти. Это чёрная болезнь, из-за неё всё забываешь. Янфо, покажи мне абу, я хочу вспомнить. Чтобы думать о нём. До конца.

Гиб Аянфаль едва сдержал себя. Внутри у него всё рвалось бежать прочь, схватив Бэли на руки. И там наверху вновь пуститься на поиски Хибы, в чём ему помогла бы обострённая переживаниями интуиция. Но эта смиренная просьба остановила его.

– Смотри, – проговорил он и, приложив руку ко лбу Бэли, передал ему мысленный образ.

Лицо Бэли прояснилось. Он крепче сжал руку Гиб Аянфаля и ничего не говорил, должно быть, наслаждаясь полученной мыслью.

– Я никак не мог вспомнить, как он выглядит, – проговорил он, – ты ведь побудешь со мной Янфо, пока я не усну?

Гиб Аянфаль кивнул.

– Хочешь, я унесу тебя наверх? – спросил он, – Если… тебе и вправду придётся уснуть, то лучше там, под светом Онсарры.

Но Бэли только покачал головой.

– Белые матери не разрешат, – ответил он, – это они сказали, что к утру всё кончится. Они говорили так, будто это будет просто покой, как и в каждую ночь. Но Хицаби ещё давно рассказывал мне о болезни. Сон – это забвение. После меня унесут к Ци. Но я хотя бы буду спать, вспоминая об абе. Янфо, передай ему, что я помню и люблю его.

Гиб Аянфаль скупо кивнул, не зная, как выразить переполнявшие его горькие эмоции.

– Да, Бэли, – проговорил он, – если бы я только знал, что ты здесь, он бы сейчас пришёл со мной! Но кто с тобой это сделал?

– Я точно не помню, – прошептал Бэли, – но, кажется, она была одна. Ты знаешь, ядущая, которых под покровом Голоса ещё зовут ловицами. Она схватила меня, коснулась шеи чем-то чёрным, похожим на пылеток, выходящий прямо из её рта. И так держала очень долго. Но я вырвался и убежал. Я звал абу, но волны точно не слышали меня. А потом… я не помню. Знаешь, Янфо, мне всё время хочется есть. Такой голод. Даже во сне.

– Принести тебе пасоки?

– Нет. Если ты уйдёшь, то насовсем! А когда я вижу тебя, то как будто бы вспоминаю, всё, что было.

Взгляд Бэли впился в его глаза. В нём светилась осознанная обречённость, и вместе с тем равнодушие надвигающегося забвения. Гиб Аянфаль только молча смотрел на него в ответ, пока прямо перед ним на лоб Бэли не легла чья-то белая рука с тонкими пальцами, отчего глаза его мягко закрылись.

Гиб Аянфаль, изумлённый тем, что совершенно не уловил чужого приближения, поднял голову и увидел перед собой высокую белую сестру, которая, похоже, совершенно не удивилась его присутствию в залах недужных. Взор её спокойных серебристо-фиолетовых глаз пронзал насквозь. Гиб Аянфаль сходу отметил, что незнакомка отличается от обычных замковых сестёр – её сложение излучает мягкую мощь, отблески которой Гиб Аянфаль прежде замечал у только у Росер. На лбу её чернело четыре энергометки, передник был насыщенно синего цвета, а за воротом белой рубашки поблёскивал золотой круг патрицианского знака. Волны вокруг излучали почтительный трепет, так что перед неизвестной хотелось склонить голову в выражении глубокого поклонения. Всё это говорило о её высоком положении белой матери. В отдалении стояла ещё одна неизвестная мать в таком же синем переднике и с лентами, оплетавшими высокий лоб, и хорошо знакомая Тэти, казавшаяся непривычно маленькой на фоне своих высокорослых коллег: как среди белых сестёр, так и среди нэн старшие и опытные асайи имеют более мощные и плотные пурные тела.

Гиб Аянфаль отпустил руку Бэли и поднялся на ноги. В первый миг ему захотелось немедленно броситься прочь – он уже слышал возмущение Голоса из-за того, что рискнул пройти за барьер, а то, что его заметили другие асайи, ещё больше усугубляло положение. Однако белые матери взирали на него со спокойствием и величественной добротой, так что он почувствовал, что может остаться. Для этих асайев как будто бы были неведомы многие условности Голоса, и потому Гиб Аянфаль, уже окончательно взяв себя в руки, обратился к матери с золотым кругом патрицианского знака, глядя в её неприступно спокойное лицо:

– Вы поможете Бэли? Вы ради него пришли, правда?

Белая мать бесстрастно взирала на него, не торопясь с ответом.

– К утру Бэли уснёт, и тогда его унесут в Низ на очищение. Мы уже облегчили его страдания насколько могли. Ваш приход, конечно, вырвал его из сна. Но вы тоже принесли ему то облегчение, которое он ждал.

– Что будет представлять из себя это очищение? – тут же спросил Гиб Аянфаль, – почему вы не можете исцелить его здесь?

– Можем. Но, видите ли, Гиб Аянфаль, чёрная болезнь стоит особняком среди асайских недугов. Это самый тяжёлый вид приобретённой болезни, так как она затрагивает все семь жизненных даров асайя. Если обычные болезни ведут к нарушению физической структуры пыли, то чёрная напротив оставляет пыль целой, но заставляет её терять вита-информацию, обращая в обезличенную субстанцию, которую легко взять под контроль извне. Как вы понимаете, вследствие этого асай теряет и своё пурное тело, а если он ещё недостаточно стоек, то и волновые отражения его начинают отделяться одно от другого, не удерживаемые больше двумя нижними дарами. В руках ловиц всё это протекает в сотни раз быстрее, приводя в конечном счёте к завершению воплощения. Если асайям удаётся вырваться, то они продолжают разрушаться, но только медленно и мучительно. Остановить процесс и соединить всё воедино способна либо белая мать, либо нэна. Однако, существуют законы относительно того, в чьи руки попадёт поражённый асай. В случае Бэли, он должен быть передан нэнам. Что мы и вынуждены будем сделать утром.

– Но его аба будет против! – воскликнул Гиб Аянфаль, – он сам говорил, что не хочет, чтобы его дитя попало в недра. Знаю, вы не позволяете им считать друг друга родичами. Но волны уже связали их! И сейчас Хиба должен тут быть! Вместе с Бэли!

Сиятельный лик белой матери стал строгим.

– Для Хицаби сейчас как никогда важно оставить своё дитя! – непреклонно сказала она, – нам тоже хотелось, чтобы Бэли продолжал жить под лучами Онсарры. Но Хицаби поступал с ним так, как поступают со своими детьми те, кто властвует в недрах. Стоит ли удивляться, что в этом случае жизнь Бэли сложились именно так? Я знала, что вы придёте сюда, Гиб Аянфаль, и зададите такой вопрос. Звезда ещё не посвятила вас в тонкости секрета жизни, и я могу лишь призвать вас к тому, чтобы вы ни в коем случае не говорили Хицаби о том, что видели и слышали здесь. Ваши слова навредят и ему, и Бэли, и вам самому. Именно сейчас у него есть шанс отпустить, сделать то, что он должен был сделать с самого начала. Ваш друг получил очень большую власть над путями жизни, но не смог правильно ей распорядиться. Когда-нибудь вы сможете это понять, Гиб Аянфаль, когда волны одарят вас знаниями. Пока же не вмешивайтесь. Дайте вашему другу пройти испытание, а Бэли спокойно воссоединиться в семи дарах.