Читать книгу - "Метро 2033: Край земли. Затерянный рай - Сурен Цормудян"

У каждого из них было имя. И каждый обладал прозвищем. Точнее, почти каждый. У Александра Цоя не было прозвища. С такой фамилией оно и не нужно. Андрея Жарова называли Жар. Тут все понятно. Сокращение фамилии, но, возможно, и взрывной характер сказывался. Жене Горину его прозвище – Гора – ну никак не подходило. Даже созвучность с фамилией не помогала в восприятии. Евгений был не столь высок и могуч. Да еще спокойный и добродушный на вид. Но местные сопки тоже выглядели спокойно и даже добродушно. А ведь это маленькие горы. Никита Вишневский имел свое прозвище уже по иным причинам. Его называли Халф-Лайф. Но гораздо чаще просто Халф. И уж совсем редко – Фримэн. Никита был высок, худ, с тонкой ухоженной бородкой, да еще и в очках. Вылитый персонаж компьютерной игры. Правда, уже все позабыли давно о компьютерах и играх. Наверное, так же, как, будучи детьми, эти четверо не могли понять, что это за железный ящик посреди хлама в заброшенном еще задолго до войны кинотеатре. Именно на этом ящике когда-то они увидели странного незнакомца, сетовавшего на то, как все скверно стало в городке его детства. А это был всего-навсего игровой автомат – «Морской бой», привычный совсем другому поколению.

Андрей Жаров задумчиво смотрел на ржавое железо. И даже нашел взглядом кирпич, который швырнул в этот ящик накануне того страшного взрыва. Сейчас он прекрасно понимал незнакомца, приехавшего из Москвы, чтобы с грустным видом сидеть здесь, на останках своего детства.

– Ну что скажешь, Жар? – спросил один из группы бойцов. – Тут на крыше самое то оборудовать пост. Если медведь появится, то мы его издалека заметим.

– Нет, Стас, – сказал Андрей и, подняв небольшой камень, кинул его в корпус от «Морского боя», как много лет назад. До катастрофы.

– Это еще почему? – разочарованно развел руками боец. – Отсюда вид хороший. Ты поднимись наверх, сам погляди.

– Я знаю. Мы в детстве эти руины излазили вдоль и поперек. Но уж больно оно ветхое. Обрушится вместе с вами, и все.

– Да с чего оно обрушится, Андрей? Столько лет стоит и…

– Все когда-нибудь рухнет, Стас. Абсолютно все. Вчера были толчки. Сегодня утром, кажется, тоже.

– Да тут эти микроземлетрясения всегда, Жар. Как вопли чаек.

– Ищите другое место для наблюдательного поста. Здесь опасно. Может обрушиться. – Жаров был непреклонен.

Он вышел из обросшего бурьяном и молодыми деревьями древнего здания кинотеатра «Вилюй» и неторопливым шагом двинулся к центральной улице Приморского. У ржавого корпуса старых «Жигулей», давно вросших в землю, был припаркован его велосипед.

По дороге с юга приближались три гужевые повозки с людьми. Живых лошадей удалось добыть уже давно в Вилючинске. К счастью, эти животные были способны давать потомство. А в нынешних условиях они просто незаменимы. Караван с юга на самом деле возвращался с полуострова Крашенинникова. Это была седьмая экспедиция в поселок Рыбачий. Путь по суше, огибая бухту Сельдевую, превращался в два десятка километров, хотя между уцелевшим Приморским и выжженным Рыбачьим было всего чуть больше четырех. Жаров наклонился, вытянул травинку и, сжав ее зубами, стал ждать, когда мимо пройдет караван.

В последней повозке был сам Халф. Увидев друга, он спрыгнул на землю и направился к нему, велев остальным двигаться дальше.

– Долго вы. Трое суток почти, – сказал Жаров, пожав руку Вишневского.

– Еще обшарили пару мест. Вот и задержались.

– Понятно, – вздохнул Андрей. – Судя по твоему выражению лица, то, что нам нужно, вы так и не нашли?

Никита мотнул головой:

– Нет. Да я тебе уже давно говорю, что пустая эта затея. Не могли они их хранить в том же месте, где и лодки были.

– И почему ты так считаешь?

– Да потому же, почему и раньше. Из соображений безопасности. Чтобы все одной ракетой не накрыли супостаты.

– Это-то понятно. Но у нас в заводе стоит единственная уцелевшая ударная атомная подводная лодка. Разумеется, когда лодка встает на ремонт, с нее выгружают оружие и топливо из реакторов. Топливные элементы мы нашли в глубоком бункере под заводом. Где торпеды и ракеты? На заводе их нет. Мы за эти годы перерыли все. Да и рабочие с завода о них не слышали. Значит, их выгрузили в Рыбачьем, перед тем как загнать сюда. Логично?

– Логично, если нет более детальной информации, – кивнул Вишневский. – Но мы не нашли ничего. Возможно, боеприпасы были перегружены на те лодки, что сейчас лежат на дне у причалов Рыбачьего. Или на те лодки, что ушли в океан перед войной.

– Где-то должны быть хранилища боеприпасов.

– Да на кой черт они тебе, Андрей?

– Если мы восстановим лодку, то выпускать ее в мировой океан без оружия я не собираюсь.

Никита засмеялся:

– Ты все еще одержим этой затеей? Кто поведет эту лодку?

– Здесь и в Вилючинске остались люди, которые служили на флоте. И на лодках в том числе.

– Дряхлеющие старики, – махнул рукой Халф. – Как ты убедишь их отправиться в плавание? Они хотят спокойно дожить свой век. А здесь, быть может, самое благополучное и спокойное место для людей, что остались.

– Никита, напомни-ка, сколько там лодок затонувших у причалов после взрыва покоится?

– Четыре. Одна дизельная. Остальные атомные. Ты сам в прошлую экспедицию там был и видел.

– Три атомные лодки – это шесть реакторов. Не говоря уже об оружии на борту. А теперь представь, что когда-нибудь соленая вода съест железо и вскроет содержимое лодок. Тогда все. Тогда здесь действительно нельзя будет жить. Все когда-нибудь рухнет…

– Так это когда будет, Андрей? Лет сто пройдет. Я вот где-то читал, что после Второй мировой войны союзники затопили все химические снаряды и бомбы Гитлера в Балтийском море^[8]. А ведь там сплавы не такие крепкие, как у последних лодок и уж тем более у реакторных и ракетных отсеков. Однако я не слышал, чтоб вещества из этих боеприпасов просочились в море. Во всяком случае, до того дня, когда сюда прилетела эта чертова ракета.

Жаров покачал головой: