Читать книгу - "Лозоходец - Айлин Лин"

зерно не хватало уже ни на что. Никто не будет думать о других, когда своя семья голодом сидит. Потому и не только сокращали посевы, закапывали зерно в землю, припрятывали, где могли. А что делать? Самим тоже кушать хочется. И желательно не один хлеб на мякине.

Пока я был в дальнем селении, отец с Дарьей уже свезли снопы на ток. Детки помогли. Осталось только смолотить.

Чуть занялась заря, мы были на «ладони». С нами своё зерно свезли тот самый староста Панас и дед Архип, старый такой, что морщины больше напоминали дубовую кору и кожа была столь же тёмной. Сын его погиб, так и остались с ним невестка Глаша и трое пацанов, от пяти до двух лет. Помощи от них пока никакой, вот и бились они вдвоём, старик и женщина, чтобы прокормиться. Помогали им, кто чем мог, да только всем сейчас несладко было.

Каждый свой урожай уложил в рядки, поодаль друг от друга. Я поплевал, по привычке, оставшейся от прежнего хозяина, на ладони, взял в руки колотило (прим. автора – длинная палка с привешенной к ней другой тяжёлой палкой с утолщённым краем) и принялся за дело.

– Ух! – разносилось по ладони. – Ух! – мерно бились колотила по снопам, вышибая зерно из колоса. Потом его ещё веять надо, очистить от сора. И работать необходимо споро, другие семьи своей очереди ждут.

Отец хмуро поглядывал, как дед Архип едва поднимает колотило, с трудом запрокидывая его.

– Иди, помоги ему, – я понял, что жалеет он старика, – сам управлюсь.

Отец кивнул, молча встал рядом с Архипом, тот бросил благодарный взгляд, не прекращая работы. Теперь они уже вдвоём молотили их скудный урожай. Сеял дед Архип мало, едва-едва хватало своих прокормить. Глаша на огороде пропадала, овощей побольше старалась вырастить.

Скоро у меня заломило руки, плечи и шею. Пот застилал глаза. А ну-ка, помаши тяжеленной палкой, так ещё бить надо глядючи, не куда попало. Вспомнил, что отдать придётся часть зерна, такая злость взяла, даже работа легче пошла! От гнева. Моя семья испокон веков занималась выращиванием злаков. Землепашцы все как один. И деревенька наша подобралась под стать. Земли в Степном крае много, вот и переселяли пахарей сюда. Пашен-де на всех не хватает на родине.

А ведь крестьяне на своих землях корни пускали, как те деревья, что выкорчуй и уже в другом месте не приживутся. Не хотели ехать, заставили. Ничего, пообвыклись в новом краю, и дело наладилось. И вот на тебе, понеслась одна напасть за другой. То войны, то голод.

– Хлопцы, – крикнул дядька Панас, – всё, хорош! Передохнём малость.

Я глянул на его делянку. Дядьке годочков уже под полтинник, а молотит знатно, и молодому не уступит в силе и хватке.

Дед Архип, схватившись за спину, бросил колотило там, где стоял. Шаркая ногами, прошёл в тенёк, уселся на землю. Отец только покачал головой: сколько ещё протянет старик?

Я поднёс им молока, разломал краюху хлеба и уселся рядом, к нам примостился и дядька Панас. Он закурил папироску, глянул на небо:

– Дождика в ближайшие дни не будет, всё успеем вовремя, хорошо, – выпустил клубы сизого дыма, хлебнул молока.

– Коли оставят нам на пропитание, – хмуро ответил дед Архип, – сам же говорил, лютуют в этом годе.

– Да мало ли, что в городе гутарят, – старался приободрить его Панас, – на одной улице сболтнут, на другой чего добавят, и понеслось.

– Ты раньше времени-то не стенай, – встрял отец, – вот придут, тогда и узнаем. Чай не звери, люди, договоримся. В обиду вас не дадим.

Дед Архип только кивнул, медленно пережёвывая хлеб, вымоченный в молоке. Зубов у него почти не осталось.

– Ну, перекусили, пора и за работу, – поднялся папка, – нечего рассиживаться.

Вечером, когда провеяв вымолоченное за сегодня зерно, вернулись домой, не чуяли ни рук, ни ног. Дарья истопила баньку к нашему приходу. Мы с отцом помылись, пока она и дети ссыпали зерно по сусекам (прим. автор – деревянные ящики для хранения зерна), солому подняли на чердак в сарае, пойдёт на корм скоту.

Наскоро проглотив ужин, уже с закрытыми глазами добрался до кровати и бухнулся спать. Тяжела ты доля землепашца. А ведь сегодня только первый день! Я застонал про себя: кажется, завтра не то что колотило, а и ложку не подниму. Но поутру отпустило. Собрались и снова на ток.

После обеда подошли Дарья с ребятишками, помогли веять, собирать солому, скидывать зерно в телегу. Так и день прошёл быстрее. Только же и вечером – одно желание – упасть и больше не подниматься. Хорошо бы, никогда.

Глава 7

Дядька Панас словно в воду глядел. Не успели мы покончить с зерном, как заявился продотряд. Да не на один день. Двенадцать человек по нашу душу пожаловали, с ружьями, половина военные, кто из разорившихся крестьян на эту паскудную работёнку подался, остальные большевики, то есть – начальство. Приехали все верхом, за ними тянулось несколько телег для зерна.

Главным у них был пузатый мужик по имени Пахом, мордастый, с пышными усами. Такого хоть самого под продразвёрстку пускай, точно уж не последний кусок доедает. Безликие солдатики, все как один в грязной, пропылённой форме. Бывшие крестьяне с завистливыми глазами. И молодой, а потому не в меру деятельный представитель Комбеда, Митька, лезущий во все дворы, вынюхивающий, что и где не так лежит.

Посовещались мы с мужиками и решили их на постой к Евдокии определить. Всё равно дом обнесли так, что там, кроме тараканов, и не осталось ничего. Её саму с детьми на время дядька Панас приютил: изба у него большая, всем места хватит.

Бабы притащили прибывшим малость продуктов, встретить, так сказать, «дорогих» гостей. Из дома Данилы обустроили они свой штаб. В большой комнате поставили уцелевший стол, пару табуретов для себя и начали с того, что собрали всех мужиков деревни на агитационную беседу, дескать, не просто так у вас хлеб берём, покупаем, а что дёшево, так для своих же. Солдатиков кормить надо, города без хлеба сидят. Повымрут без зерна нашего.

Мужики теснились в душной комнате, хмуро поглядывая на юнца из Комбеда, что с пылом вещал о совести и прочей мишуре. Одно было понятно, заливается он не просто так. Выходит, прав Панас, обдерут, как липочек всех.

Вечером, выйдя, наконец, от наших гостей дорогих, собрались мы возле дома дядьки Панаса. Кто курил, кто просто вздыхал, сидя на завалинке.

– Что думаете? – подал голос Пётр, хитроватый мужик, на