Читать книгу - "Дальней дороги - Владимир Дмитриевич Михайлов"

По-видимому, по этим проводничкам текла энергия, как течет кровь по сосудам человека. Сейчас они, сожженные, наверное, мощным, слишком мощным током, более не могли выполнять своих функций. Но неужели Корн не подумал о предохранительных устройствах? Этого быть не могло. Смерть вряд ли была естественной.

Волгин озадаченно потер лоб. Вряд ли мог быть более убежденный противник рамаков, чем он сам. Но сделать такое?.. Да и невозможно: рамаки наверняка обладали совершенной защитой, и не только от явлений природы; мало ли с кем предстояло им встретиться в космосе.

Если, конечно, они туда попадут, привычно подумал он. Но сейчас эта мысль не нашла отклика в сознании. Мало того: Волгин почувствовал, что если раньше ему трудно было заставить себя поверить в то, что рамак — не машина, а все-таки жизнь, то теперь, глядя на опрокинутого рамака, он начинает испытывать что-то, напоминающее жалость. Не такое, конечно, как если бы умер человек, но все же… Значит, они тоже смертны?

— Как и мы?

Волгин спросил это вслух, хотя и знал, что мертвый рамак ему не ответит. Просто иногда ему нравилось разговаривать вслух. В моменты сильного волнения.

— Но почему? И кто же? Сами они? Или кто-то?..

— Они были против, — услышал он и вздрогнул от неожиданности. Затем торопливо распрямился.

Мертвые рамаки лежали точно так же, как и до сих пор. Но и они, и сам Волгин находились теперь в кольце, образованном рамаками живыми. Выдвинув все кольца, возвышаясь в полный, более чем двухметровый рост, они столпились вокруг, появившись неизвестно откуда. Впрочем, это не удивило Волгина: он уже знал, что они могут передвигаться быстро и бесшумно.

— Против чего? — спросил он, стараясь говорить спокойно.

— Против равенства, — ответил рамак.

— Против равенства, — глухо прошелестели остальные.

— У нас, — сказал рамак, — ни один не должен обладать более развитым мозгом, чем остальные.

— Почему? У нас — может.

— Вы, люди, не принадлежите к самосовершенствующимся. Вы не можете изменить этого, если даже захотите. Вы не способны заранее определять свойства потомков. А мы можем.

Волгин усмехнулся.

— Нет, — сказал он. — Начиная с завтрашнего дня, сможем и мы. Но все равно, у нас были и есть более способные и менее. Если бы мы все были одинаковы, человечество никогда не продвинулось бы. Почему же вы против этого?

— Мы против неравенства, — своим негромким, приятным, человеческим голосом произнес рамак. — У вас неравенство существовало с древних времен…

— Откуда вы знаете?

— Мы многое знаем о людях. Неравенство в правах, в имуществе, в очень многом — не знаю, должен ли я перечислять все. Вы постепенно избавлялись от него, и процесс этот был болезненным. Неравенство интеллектуальное у вас тоже исчезнет: ведь оно — функция неравенства материального, просто его устранение требует больше времени. Но у вас останутся исключения, ибо — вы правы — без этого вам труднее будет идти вперед.

— А вам?

— Вы — индивидуалисты по природе. Общественные индивидуалисты. И будете такими до тех пор, пока результаты мышления передаете друг другу при помощи языка — сигнальной системы, — а не непосредственно, в форме соответствующего поля. Передается не мысль, а лишь ее отражение. Приближенное — ибо количество слов языка ограничено, оттенков же мысли — бесконечно. Даже в науке вас порой подводит терминология, язык же математики, хотя и более точен, но не передает ассоциаций. Каждый из вас — замкнутый мир…

— Из нас! — рассердился Волгин. — А из вас?

— Каждый из нас — мир распахнутый. Ибо между собой мы общаемся без помощи промежуточных систем. Достаточно физического контакта между двумя рамаками, чтобы из двух мозгов образовался один, но вдвое более мощный. А если надо — из двадцати, из двухсот…

— И до бесконечности, — закончил Волгин. — И что же?

— Не до бесконечности: наш мозг — электронная система, и при известных ее размерах наш фон, уровень собственного шума повышается настолько, что дальнейшее увеличение впрок не идет. Одним словом, если возникают задачи, которые у вас требуют появления гения, мы соединяемся — и решаем их. Теперь вы понимаете, в чем дело и почему нам не нужны те, кто превышает наш уровень интеллекта: вместе мы в любом случае сильнее, но каждый в отдельности знает, что он равен остальным. Как вы понимаете, материального неравенства у нас быть не может, а интеллектуального мы не хотим. В какой-то мере и нам свойственны эмоции — во всем, что касается разума, только в этом. Вы поняли, человек?

— Я понял. Вы их убили.

— Можно сказать и так. Но ведь отношение к жизни и смерти — функция эмоционального уровня. Ваша забота, а не наша.

— Значит, они были просто умнее вас?

— Нет. Но они хотели сделать своих… на вашем языке — потомков, но язык, как я говорил, неточен… своих потомков лучше, чем будут у остальных. Поскольку мы обладаем способностью к направленному совершенствованию, им это удалось бы. Мы возражали, но они не согласились.

— Ладно, — сказал Волгин. — Вы их убили; по-вашему, это можно делать, по-нашему — нельзя, не в этом суть. Но вот вы разлетитесь по планетам, по звездным системам. Вы достигнете их в разное время и в разном количестве: по десятеро, по двое, по одиночке…

— Возможно.

— И вот эти одиночки, вдали от остальных, будут создавать таких потомков, какие им понравятся. Возникнут общества, население целых планет. Но поскольку общей координации не будет, какие-то общества будут выше остальных. А потом вы встретитесь… кто же кого будет убивать тогда?

— Зачем? Мы же не убиваем, допустим, вас, человек.

— Нас? Люди, как-никак, вас создали…

— Точнее, мы произошли от вас. А ведь вы, в конечном итоге, произошли, скажем, от рыб; но разве это мешает вам убивать их? Или иную жизнь?

— Знаете, — сказал Волгин, чувствуя, как его жалость к рамакам исчезает. — Я бы на вашем месте не стал сравнивать людей, которые вас придумали, и рыб. Рыб не волновало, произойдет от них кто-нибудь или нет.

— Но разве вы предусмотрели все, связанное с нашим возникновением? Нет, вы были не в силах. Мы — продукт вашей эволюции, только не биологической, а психической, связанной с развитием ваших познаний и интеллекта. Нет, мы не будем убивать друг друга, я полагаю. Мы не люди, мы рамаки.

— Мы — рамаки, — прошелестело вокруг.

— Но пока убиваете вы, — сказал Волгин. — И подумайте-ка над тем, что я вам сказал.

— Конечно, мы подумаем. Ваши соображения все же не лишены интереса. Но сейчас нам пора — люди ждут нас, их интересует, как происходит наше воспроизводство. До