Читать книгу - "ХВ Дело № 3 - Борис Борисович Батыршин"

Искромсан щит, забился в корчах конь...

Ты слышишь, слышишь, Пресвятая Дева,

Хранившая французов испокон:

Когда последний из полка, устав

От боли, опрокинется на шелк штандарта,

Сжав

Подрубленный сустав,

Крестом себя по пашне распластав –

Не осуди. Пока он мог — он шел…[3]

Тишина в классе звенела, и только на передней парте беззвучно вытирала раскрасневшиеся глаза отличница Рита.

— Спасибо, Алёша. — выдохнула опомнившаяся наконец Эсфирь Соломоновна. Нам все очень понравилось, верно, ребята?

Класс одобрительно загудел — в том смысле что «да, ещё как понравилось!..»

— Через месяц, двадцать третьего февраля, мы празднуем День Красной Армии. Будет праздничный концерт, может, ты прочтёшь?..

Я решительно помотал головой.

— Нет, Эсфирь Соломоновна, не стоит. Стихи, конечно, замечательные, просто немного… не в тему, что ли? давайте подготовим что-нибудь другое — Маяковского там, Багрицкого. Или, скажем, Николая Тихонова, «Балладу о синем пакете» — чем плохо? Поверьте, так будет правильнее.

Зазвеневший в этот самый момент звонок избавил меня от продолжения неловкой сцены.

…вот надо было опять выделываться? А с другой стороны — что-то в последнее время скучно стало жить…

После уроков мы всем классом, стайкой направились в столовую. Некоторое время ловил на себе недоумённые взгляды — как-никак, шоу я сегодня устроил недурное! — но вскоре перестал обращать на это внимание. «Не вполне обычных» подростков в коммуне хватает и без моей скромной персоны, взять хоть того же Марка — сам способ «отбора кандидатов», запущенный однажды доктором Гоппиусом, этому весьма способствует. Так что, посудачат-посудачат, поперемывают косточки Лёхе Давыдову, которого хлебом не корми, а дай только выпендрится — да и привыкнут. А там и новый повод для удивления подвернётся, здесь за этим дело не станет…

А вот мне, пожалуй, стоит задуматься над своей выходкой. В самом деле: «что-то в последнее время скучно стало жить» — годный аргумент для шестнадцатилетнего сопляка, которым я являюсь сугубо физиологически, а отнюдь не для битого жизнью мужика на пороги пенсии, каковой я и есть на самом деле. Впрочем, и вышеупомянутому сопляку стоило бы задуматься о том, что скука — не лучшая мотивация для поступков, особенно, учитывая его не такой уж и скудный жизненный опыт. В замке покойного Либенфельса скучать, конечно, было некогда — но спроси сейчас любого из нашей троицы: а хотел бы он повторения подобного веселья? То-то, товарищи дорогие, развлечение развлечению рознь. И поиски приключений на собственную пятую точку — занятие не из самых разумных. Они и сами нас найдут, дай только срок…

Тем не менее, именно скука за эти несколько дней стала пусть небольшой, но проблемой. После обеда большинство коммунаров расходились кто по цехам нашего производства, кто по разным внутренним работам, которых в коммуне всегда навалом. Мы же были от этого избавлены ещё с начала лета — отведённое на трудовое воспитание часть суток без остатка съедали занятия в «особом корпусе», прихватывая ещё и немалую долю свободного времени, наступавшего, как правило, после ужина. Но, вернувшись в коммуну, мы с удивлением обнаружили, что в стройных ещё недавно рядах спецкурсантов царят разброд и… если не уныние, то некоторое недопонимание текущего момента. Оказывается, доктор Гоппиус почти сразу после нашего отъезда в Москву двинулся следом, прихватив с собой помощников и лаборантов. И, ладно бы, просто прихватил — он забыл оставить инструкции на предмет учебных занятий, так что наши однокашники по «паранормальному цеху» в самом буквальном смысле оказались предоставлены сами себе. Комендант «особого корпуса» занимался сугубо хозяйственными вопросами; инструктора, не имея утверждённых начальством учебных планов старались лишний раз на глаза не показываться. Оставались тир, спортзал, лыжные прогулки — и, разумеется, безотказные земляки и коллеги учителя Лао, никогда не отказывавшиеся провести в медитации со своими подопечными лишние часа три-четыре. Но мы-то трое были лишены и этой жалкой отдушины — выяснилось, что наш «шифу» исчез из коммуны на следующий день после нас, и когда он объявится снова — никто ответить не мог.

Итак, обед съеден и переваривается, что само по себе не настраивает на избиение безответной боксёрской груши, упражнения на брусьях или шведской стенке. В тир тоже не тянет (настрелялся, благодарю покорно!) как и в библиотеку.

…Может, и правда, разыскать дежкома и попросить приставить к какому ни то делу? Дорожки, вон расчищать от снега вместе с «нарядниками», как тут называют коммунаров, отбывающих трудовую повинность за разного рода мелкие нарушения — чем не вариант? Уж всяко лучше, чем шататься по территории коммуны с руками в карманах и чрезвычайно независимым видом. И всё — чтобы хоть как-то скрыть от занятых людей своё вынужденное тунеядство.

— Олег? Копытин? Ты, что ли?

Идущий впереди меня коммунар обернулся.

— А, Давыдов? Привет! А я вот ходил в медчасть.Руку, понимаешь, порезал — ерунда, царапина, но бригадир разорался, заставил идти к врачу. Ну, мне руку залили йодом, забинтовали…

И продемонстрировал свежую повязку на запястье левой руки. Я кивнул — мелкие травмы на нашем производстве были делом обычным, нормальная ТБ здесь и не ночевала. Тем более, если дело касается слесарей, нет-нет, да и подрабатывавших мелкими левыми заказами вроде изготовления блёсен, портсигаров… или кое-чего не столь безобидного. Об этом я и вспомнил, сразу, как увидел Копытина — благо, однажды уже пришлось воспользоваться его услугами.

— Ты сейчас назад, в слесарку? Если не против, я с тобой, поговорить нужно.

Копытин пожал плечами — нужно, так иди! Мы миновали просторный ангар сборочного цеха, того