Читать книгу - "Двери иных миров - Роберт Хайнлайн"

Синтия зябко поежилась.

– Пошли дальше, Тедди. Надо спешить.

Осмотрев остаток здания быстро, как только могли, они вернулись в вестибюль. Вид человеческих лиц и солнечный свет несколько успокоили Синтию, хотя загадочной фирмы так нигде и не было. Остановившись на ступеньке, Рэндалл растерянно огляделся.

– Как ты думаешь, а может, мы и вправду были в другом здании? – спросил он с сомнением в голосе.

– Ни в коем разе. Видишь этот табачный киоск? Я знаю каждое мушиное пятнышко на его витрине.

– Тогда где же решение?

– Решением будет ланч. Пошли.

– Хорошо, только я, пожалуй, перейду на жидкую диету.

Синтия кое-как заставила мужа закусить третий бокал «виски-сауэр» тарелкой гуляша из говяжьей тушенки. Выпив в довершение две чашки кофе, он оказался трезвым как стеклышко и еще более несчастным, чем прежде.

– Син…

– Да, Тедди?

– Так что же это со мной случилось?

– Я думаю, – медленно ответила Синтия, – что мы стали жертвами великолепного, высокопрофессионального гипноза.

– Вот и я так думаю теперь. Или это, или у меня и вправду крыша поехала. Так что пусть будет гипноз. Хотелось бы только знать: для чего это все?

Синтия рассеянно водила вилкой по тарелке.

– А вот я не уверена, что мне хочется знать. Знаешь, Тедди, что мне хочется сделать?

– Что?

– Отослать мистеру Хогу эти пять сотен с запиской, что мы не можем ему помочь и поэтому возвращаем деньги.

Рэндалл явно был поражен.

– Вернуть? Деньги? Силы небесные!

По лицу Синтии можно было подумать, что ее поймали на совершенно непристойном предложении, однако она не отступала.

– Знаю, знаю. И все равно мне хотелось бы так сделать. Мы можем заработать на хлеб бракоразводными делами и поисками беглых должников, так что совсем не обязательно связываться с сомнительными историями.

– Ты рассуждаешь так, словно пять сотен – это ерунда, вроде чаевых официанту.

– Нет, я так не рассуждаю. Просто мне кажется, что не стоит рисковать шеей или здравым рассудком даже ради такой суммы. Слушай, Тедди, кто-то изо всех сил старается загнать нас в угол. Прежде всего я хочу узнать, зачем ему это.

– Вот и я хочу узнать зачем. Именно поэтому мне и не хочется бросать это дело. Какого черта, я не привык, чтобы со мной играли такие шутки. Мне это не нравится.

– Что ты скажешь мистеру Хогу?

Рэндалл поворошил рукой волосы, и без того, впрочем, взъерошенные.

– Не знаю. Может, ты с ним поговоришь? Наплети там чего-нибудь.

– Прекрасная мысль. Просто великолепная мысль. Я скажу, что ты сломал ногу, но к завтрашнему дню обязательно поправишься.

– Не надо так, Син. Я же знаю, что ты справишься.

– Хорошо. Только ты обещай мне одну вещь.

– Какую вещь?

– Во время этого расследования мы все и всегда делаем вместе.

– Так мы же всегда так.

– Я имею в виду буквально вместе. Я не хочу терять тебя из виду ни на секунду.

– Послушай, Син, это же может оказаться неудобным.

– Обещай.

– Хорошо, хорошо. Обещаю.

– Вот так-то лучше.

Теперь Синтия немного успокоилась и выглядела почти умиротворенной.

– Не вернуться ли нам в контору?

– Ну ее к черту. Пошли лучше в кино, на тройной сеанс.

– Согласна, Мозговой Центр. – Она взяла перчатки и сумочку.

Фильмы не доставили Рэндаллу удовольствия, а ведь программа состояла из сплошных вестернов, предмета нежной его любви. Но сейчас отважный герой казался таким же бандитом, как и главный злодей, а таинственные всадники в масках не вызывали приступа энтузиазма, а просто пугали. Из головы не шел тринадцатый этаж здания «Акме», длинная стеклянная перегородка и склонившиеся над своим трудом мастера, маленький иссохший управляющий «Детериджа и компании». Кой бес – неужели можно загипнотизировать человека так, что он во все поверит и будет вспоминать такие подробности?

Синтия почти не смотрела на экран. Все ее внимание занимали окружающие. Она поймала себя на том, что осторожно изучает их лица каждый раз, когда в зале зажигается свет. Если, даже развлекаясь, эти люди выглядят подобным образом, на что же они похожи в несчастье? В лучшем случае на лицах читалась героическая решимость ни на что не жаловаться, исключений почти не было. Неудовлетворенность, зловещие следы перенесенной физической боли, одиночество, разочарование, тупая озлобленность – всего этого было в достатке, и очень, очень редко мелькали веселые лица. Даже Тедди, одним из главных достоинств которого была неискоренимая жизнерадостность, выглядел крайне кисло, и, надо признать, не без причин. Интересно, а какие причины сделали несчастными всех остальных?

Синтия вспомнила картину – она где-то ее видела, – называвшуюся «Подземка». Художник изобразил дверь вагона подземки и толпу, вываливающуюся на перрон. Одновременно другая толпа пытается прорваться внутрь вагона. Было видно, что все они – и входящие, и выходящие – очень спешат, но удовольствия от этого не получают. Красота отсутствовала в картине напрочь, было ясно, что единственная цель, двигавшая кистью художника, – едкая критика современного образа жизни.

Синтия почувствовала большое облегчение, когда фильмы окончились и они с Рэндаллом сменили тесноту зала на относительную свободу улицы. Рэндалл остановил такси и дал шоферу свой адрес.

– Тедди…

– Да?

– Ты не обратил внимания, какие были лица у людей, сидевших в кино?

– Да нет, я как-то не смотрел. А что?

– Ни про одного из этих людей не скажешь, что жизнь доставляет ему удовольствие.

– А может, она и не доставляет ему удовольствия.

– Но почему не доставляет? Слушай, ведь мы-то живем весело?

– Это уж точно.

– Мы всегда жили весело. Даже когда у нас не было ни цента и мы только пытались организовать свое дело – даже и тогда нам было весело. Мы ложились в постель улыбаясь и вставали счастливыми. У нас с тобой и до сих пор так. В чем тут дело?

Рэндалл улыбнулся, в первый раз после неудачных розысков тринадцатого этажа, и ущипнул жену.

– А дело в том, лапа, что мне весело с тобой.

– Благодарствую. И вам того же самого по тому же месту. Знаешь, когда я была маленькой, у меня появилась странная мысль.

– Чего ты замолчала? Колись.

– У меня самой было счастья – целый вагон. Но вот я стала подрастать и замечать, что у мамы его нет. И у папы тоже. Мои учителя, да и почти все окружающие взрослые, – все они не были счастливыми. Вот мне и влезло в голову, что я тоже вырасту и узнаю что-то такое, после чего никогда больше не буду счастливой. Ты же знаешь, как принято говорить с детьми: «Ты еще маленькая и ничего не понимаешь», или: «Вот подрастешь, тогда и поймешь». Я задавалась вопросом, что же это за секрет такой они от меня скрывают; иногда я подслушивала за дверью и пыталась это выяснить.