Читать книгу - "Шериф - Дмитрий Сафонов"

— Он читает ЗНАКИ, — ровно, без выражения, сказала Лена.

— Да, да, — подхватил Тамбовцев. — Он поэтому и приехал сюда, в Горную Долину. Так ведь? — Он подождал, но ответа не последовало. Тогда Тамбовцев потихоньку двинулся дальше: — Ты ему сказала про ОПАСНОСТЬ. Откуда ты узнала об этом?

— Я знаю. ОН вернулся. — Девушка стала разматывать тряпку на шее.

— Что ты делаешь?

Тамбовцев попытался ее остановить, но движения девушки становились все более и более резкими, от былой плавности и медлительности не осталась и следа. Лена сняла последний виток и отбросила тряпку в угол.

— Боже! — Багрово-синюшная косая борозда перечеркивала тонкую девичью шею, как… Как след от веревки. Однажды он уже видел такое. Десять лет назад.

— ОН вернулся, — повторила Лена, прикоснувшись к страшному следу.

— Откуда у тебя это? — Раньше у Лены не было этой борозды. Он готов был поклясться чем угодно, что борозды раньше не было.

Когда-то Тамбовцев прочел о стигматах — ранах, появлявшихся на теле фанатично верующих людей. Эти раны повторяли те, что были нанесены две тысячи лет назад римской солдатней одному человеку по имени Иисус: кровоточащие дырки на запястьях, щиколотках и на лбу. Видимо, и с Леной случилось то же самое. Это было очень похоже на стигматы — странгуляционная борозда, появившаяся на Лениной шее в точности повторяла такую же, которая была у Лизы.

Тамбовцев хотел протянуть руку и аккуратно дотронуться до багровой полосы, успокоить девушку легким прикосновением, и не смог… Он только едва кивнул:

— Давно это у тебя?..

— Сегодня.

— Это потому, что ОН вернулся? Лена кивнула.

— Лена, а ты знаешь, ПОЧЕМУ ОН вернулся?

— Вы впустили зло, — ответила Лена. Тамбовцев готов был услышать что угодно, но только не это.

— Мы? Впустили зло? О чем ты говоришь?

— Зло не может войти в тебя, пока ты его не впустишь. Вы впустили зло, — повторила она.

Тамбовцев покачнулся на табурете. Он чуть не упал. Картины десятилетней давности замелькали у него перед глазами, в ушах звучали слова Шерифа: «Да будь я проклят, если не сделаю этого». Будь проклят… Если не сделает? Но ведь вышло все наоборот. Он сделал. Выходит…

Да! Вот ответ! Именно так они впустили зло! Он говорил, что будет проклят, если не сделает этого. Но, оказывается, он проклят потому, что сделал! Точнее, они все это сделали. Руками Баженова.

От волнения Тамбовцев стал задыхаться. Сердце в груди учащенно забилось. Черт возьми, ну почему сейчас рядом нет Шерифа? Надо срочно ему обо всем рассказать! Может, это что-то изменит! Может, появится новый ЗНАК? Может… Он сам толком не знал, что должно произойти, если Шериф обо всем узнает, но только… Он должен обо всем узнать.

— Лена, — Тамбовцев попытался унять дрожь в руках, — я сейчас выйду на улицу и выстрелю. Один раз. Громко, вот так: бух! — Он издал губами стреляющий звук, как мальчишка, играющий в войну. — А ты сиди здесь и ничего не бойся. Ладно?

Лена посмотрела на него с грустью и жалостью, как смотрят на больного ребенка. Она покачала головой и произнесла еле слышно:

— Нельзя отдавать…

— Нельзя отдавать? — переспросил Тамбовцев. — Что нельзя отдавать?

Но Лена молчала. Она снова покачала головой и замерла. Теперь по сравнению с ней «девушка с веслом» казалась вертлявой болтуньей.

— Хорошо. Хорошо, мы ему ничего не отдадим. Ты только не бойся. Я выстрелю всего один раз. Ладно?

Он схватил ружье со стола и выскочил в коридор.

Выходит, мы были обречены с самого начала. Зло постучало в дверь, и мы его впустили. А что теперь? Теперь оно разгуливает среди нас? Но можно ли его уничтожить, не уничтожив себя?

Эта мысль настолько поразила Тамбовцева, что он остановился как вкопанный на лестничной площадке. Впереди была лестница — два коротких пролета по одиннадцать ступенек, — но он никак не решался на нее ступить. Происходящее казалось страшным сном, и он хотел только одного: поскорее проснуться. Но что-то подсказывало ему, что этот сон будет длиться еще долго. До самого конца.

* * *

В тот жаркий июльский день он, по обыкновению, решил навестить семейство Воронцовых. Спросить, как они переносят жару. Он нес девочкам холодный лимонад, хотя и знал, что Екатерина посмотрит на это неодобрительно. Но… Он уже почти привык к ее неодобрительным взглядам. Она всегда на него так смотрела. А девчонки будут рады попить холодной газировки. Пусть только пьют не спеша, чтобы горло не заболело.

Тамбовцев шагал по Пятому переулку к Молодежной улице. Солнце уже клонилось к закату. Часы показывали половину седьмого.

Тамбовцев тяжело сопел, отдувался, поминутно доставал красный клетчатый платок и вытирал мокрый лоб и шею. Проклятая жара изводила его.

Немного не доходя до дома Воронцовых, он встретил Ивана.

— Привет, Николаич! — окликнул его Иван.

— Здравствуй! Куда это ты собрался? Иван хитро подмигнул:

— Ну куда я еще могу идти? Как ты думаешь?

— Опять небось к Белке?

— Точно.

— И как ты можешь — пить в такую жару? — укоризненно спросил Тамбовцев. Сам он в летнее время почти не употреблял. Точнее, употреблял, но когда солнце уже скрывалось за горизонтом и на землю ложилась ночная прохлада.

— Так ведь… Мы закаленные. — Иван хрипло рассмеялся, обнажив коричневые от табака зубы. — Я всепогодный, как истребитель-перехватчик.

Тамбовцев погрозил ему пальцем:

— Смотри, истребитель. Доиграешься. С этим делом шутки плохи.

Иван бесшабашно махнул рукой.

— Ерунда. Прорвемся, Николаич. Ты это… — он пошарил в кармане синей застиранной спецовки, — к девчонкам своим идешь?

— Да. — Тамбовцев тряхнул авоськой, в которой лежали бутылки лимонада. — А чего?

— Ничего. — Иван выудил из кармана одну карамельку. — На, передай им от меня.

Это было трогательно, но Тамбовцев не торопился брать конфету.

— А что ж одну-то? Как я ее разделю на двоих?

Иван задумался, но только на мгновение. В глазах его снова мелькнула хитринка:

— А ты это… Дай одной, а когда придет вторая, скажи— я тебе уже давал. Они же похожи, не отличишь. Вот пусть сами и разбираются, что к чему. — Он громко рассмеялся, довольный своей незамысловатой шуткой.

Тамбовцев тоже усмехнулся.:

— Нет. Уж лучше оставь себе — будет чем закусить. Иван сразу стал серьезным:

— Я в такую жару не ем. Аппетита нет. Ладно, Николаич. Заболтался я с тобой. Извини, побегу. Дел полно.

— Ты погляди, какой занятой. Не бойся, никуда не денется твоя Белка. Она — вечная, ей и жара и холод нипочем.