Читать книгу - "Аргентина. Квентин - Андрей Валентинов"

— Вполне, фройляйн Ингрид. Разрешите откланяться?

— Бросаете сестричку в беде, американский братец? Нехорошо! Альтесс, Eques Piscatoris оставляет безутешную деву в слезах. Лето древней Окситании… Можете отвесить на прощанье какую-нибудь гадость, стерплю.

— Простите, фройляйн Ингрид, но того, что вы сказали, на двоих хватит.

— Неуч.

* * *

Переводчица запнулась, и Уолтер с удовольствием повторил:

— Ругару. На болотах живет и воет. Приблизительно вот так: у-у-о-о-о-у-у!..

Аудитория вздрогнула.

— Обычно по ночам, но иногда и при солнце. Я один раз слышал — больше не хочу.

— Ругару? — переводчица, серьезная девушка в больших очках, задумалась. — О-о! Rou-ga-rou!..

Улыбнулась и с удовольствием воспроизвела:

— У-у-о-о-о-у-у!..

— Но ругару — еще ничего, просто воет. А другая тварь, она вроде помеси собаки с леопардом, на плантациях зверствует. По сотне овец за ночь режет! В общем, гиблое оно место, болото Манчак. Сам бы я туда век не совался, но Фонд Фаррагута послал фотографии сделать. Я пять пленок отщелкал, все получилось, только некоторые снимки в экспозицию брать не захотели. На одной — голова аллигатора, а в пасти, уж извините, рука человеческая. Его при мне пристрелили.

Ученые мужи и не менее ученые дамы прониклись.

Доклад о фольклорных традициях Южной Франции в Луизиане имел неожиданный успех. Перри прочитал его бодро, с огоньком, делая перерывы для перевода и очень надеясь, что вопросов не будет. Однако таковой последовал, всего один. Почтенному ученому мужу из предпоследнего ряда захотелось узнать, как живут столь глубоко исследованные луизианские франкофоны.

Уолтеру, а заодно и любопытному ученому, повезло. Молодой человек в Луизиане был, причем занесла его служба прямиком в Манчак. Бесконечные болота, дома на сваях, деревянные лодки, хмурые, неприветливые люди, плохо говорящие по-английски. И, конечно, аллигаторы.

— Манчак еще называют «Болото призраков». Туда негры-рабы бежали, спрятаться думали. Но куда там! Аллигаторы хуже надсмотрщиков на плантациях, до сих пор кости находят. Меня на один островок привезли… Прошу прощения, может, дальше не надо?

Переводчица нахмурилась и перевела вопрос. Сидевшие в первом ряду дамы энергично закивали. Дальше, дальше! Посланец Фонда Фаррагута улыбнулся. Да хоть до ночи, не жалко! Насмотрелся он в Луизиане всякого, на пять докладов хватит. Можно и про «болотный колокольчик», от которого с ума сходят, рассказать, и про блуждающие огоньки — «покойницкие свечи».

Фольклор! Байки и страшилки. Racconti, одним словом.

— …На островке — маленькая крепость, частокол. Бревна уже сгнили, попадали, но понять можно. Так вот, на каждом бревне…

Перед докладом он забежал на местную почту. Три телеграммы отправил, три получил. Сложенные вдвое бланки — в кармане пиджака. Одна из Нью-Йорка, доклад от самого младшего. «Сэр! Все в полном порядке, сэр!». Вторая из Берна, от Марг, несколько сухих строчек. Линц в больнице, выживет, Кирия бывает в палате каждый день, сидит подолгу. Дел много, вырваться нет ни малейшей возможности. В конце — незамысловатая шифрограмма, три буквы «ILY».

— …Нет, зомби — они на Гаити. А это просто скелеты. То есть не просто. Они могут через стены проходить. Ночью, понятно, когда колокол в церкви отзвонит. Подкрадется такой сзади, костомаху свою протянет…

Уолтер до того увлекся, что сам не заметил, как дотронулся до плеча переводчицы.

— Ай-й-й! — радостно взвизгнула девушка. — Cauchemar! Cauchemar!.. Gardez! Продольжайте, пожальюйста!..

Третья телеграмма из Италии. Подпись «Антонио Строцци» и всего два слова. Ответную Перри составлял долго, испортил бланк, зато сумел уложиться в две фразы. Десять слов, не считая точек и запятых.

Получи, фашист, гранату!^[90]

— …Про аллигаторов-людоедов местные песню сочинили. Я только английский вариант знаю, но если хотите…

Переводчица, прислушавшись к доносящимся из аудитории голосам, кивнула энергично.

— Коньечно! Коньечно! Вас очьень просят. Пожальюйста!..

Отважный исследователь Болота призраков мрачно усмехнулся.

Сейчас спою!

6

Мухоловка успела шагнуть к самому краю серебряной тропы. Повернулась, замерла на пороге бездны.

Оскалилась весело.

— Если что — сразу вниз. Понял, Фирдоуси?

С ответом промедлили. Наконец откуда-то слева послышалось нерешительное:

— Я здесь и не здесь, я везде и нигде. Я тенью скольжу по прозрачной воде… Очень рад, что вам понравились стихи, но, госпожа Фогель, отойдите пожалуйста, от края. И вообще, что вы себе…

— Заткнись, сука!

Она попыталась представить себе чужие глаза — злые, слегка растерянные, но все еще наглые, полные хозяйской спеси. Так всегда бывает, когда начинаешь работать с фигурантом. Ничего, скоро волком завоет!

— Отвечай только на мои вопросы и веди себя тихо. Иначе конец всей вашей операции. Понял, fick dich?! Говори только «да» или «нет»!

Девушка была совершенно спокойна. Обычное потрошение — последнее, точка в биографии. Восклицательный знак!

— Да. Но госпожа Фогель… — неуверенно заговорила пустота.

— Прикуси язык, а то вырву! Можешь вообще молчать, ты даже не представляешь, scheisse, насколько красноречивым бывает молчание. Итак, ваша операция… Высшая воля, воля Небес неоспорима, даже для вас, уродов. Вы решили создать прецедент, вынести на Суд сомнительный случай. Мой случай! Если получится, станете оспаривать все приговоры подряд, пока система не зашатается. Неплохо придумано! Меня давно под колпаком держали, поди, с самого детства? Да, нет?

— Нет-нет, — торопливо шепнули слева. — Не впадайте в гордыню, госпожа Фогель. Просто совпало, один случай на миллион.

Мухоловка дернула плечами:

— Зато совпало удачно. Я ведь там, на земле, умираю. Раненых легко потрошить, сразу видно, в какую точку воткнуть иглу. Танго дали послушать, «I love you». Раненый не думает, ему просто больно. Хотели лишить последней надежды, да?

Пустота вздохнула обиженно:

— Нет же! Нет! Просто желали поставить вас в известность, дать возможность объективно оценить…

— А когда оценила, совсем иное запели. «Надейтесь на своего рыцаря»! Значит, Суд, я — на скамье, а Вальтер — свидетель в мою пользу? Да? Нет?