Читать книгу - "Боло! - Дэвид Вебер"

который угрожает моим создателям. Но я еще и воин, Командир, и нет чести в бессмысленной резне.

— Но они напали на нас! — в отчаянии повторил Джексон. — Они действительно угрожают нам. Они послали на нас свои шаттлы с ракетами, хотя мы им ничего не сделали!

— Возможно, вы ничего им не сделали, коммандер, — сказал Шива очень, очень тихо, — но я сделал. — Несмотря на собственное замешательство и внезапную досаду, Джексон Деверо закрыл глаза от бездонной боли, звучащей в этом голосе. Он никогда не думал, что машина может испытывать такие страдания, но прежде чем он успел ответить, Боло тихо продолжил: — И, коммандер, помните, что когда-то это был их мир. Вы можете называть его "Арарат", но для мельконийцев это "Ишарк", и когда-то он был домом для ноля целых и восьмидесяти семи сотых миллиарда таких же, как они. Вы бы отреагировали иначе, чем они, если бы ситуация была обратной?

— Я… — начал Джексон, но тут же оборвал себя. Шива ошибался. Джексон знал, что это так — вся история Последней войны доказывала это, — но каким-то образом его слова не прозвучали неправдой. И его вопрос задел что-то глубоко внутри Джексона. Это действительно заставило его, хотя и неохотно, задуматься о том, как бы отреагировал его собственный народ в подобной ситуации. Предположим, что этот мир когда-то принадлежал людям, что мелькониане убили миллиард мирных жителей на его поверхности, а затем захватили его. Стали бы люди колебаться хотя бы мгновение, прежде чем напасть на них?

Конечно, нет. Но разве не в этом был смысл? Между их расами было столько ненависти, столько взаимной резни, что любая другая реакция была немыслима. Они не могли не убивать друг друга, не смели оставить другого в живых. Джексон знал это, но когда он столкнулся с этим знанием лицом к лицу — заставил себя посмотреть правде в глаза и принять мрачную, холодную, жестокую, глупую неизбежность этого — его прежнее чувство миссии и решимость показались ему какими-то безвкусными. Он действительно с нетерпением ждал этого, понял он. Он хотел сокрушить врага гусеницами Шивы, хотел уничтожить не только солдат, которые угрожали его народу, но и мирных жителей, за защиту которых эти солдаты сражались.

Джексон Деверо навсегда потерял свою юность, когда заставил себя признать эту истину, но что бы он ни чувствовал и чего бы ни хотел, это не изменит того, что должно случиться. И поскольку этого не произошло, его голос был твердым, резковатым от необходимости давить собственные сомнения, когда он заговорил снова.

— У нас нет выбора, Шива, и нет никакого "высшего командования" — если не считать главного маршала Шаттака или мэра Сальваторе, и ты уже знаешь, что они скажут. Возможно, ты прав. Может быть, в этом нет никакой "чести", может, мне и самому это не очень нравится. Но это не значит, что мы можем сделать что-то другое, и я твой коммандер. — его губы искривились при упоминании титула, которым его наградило странное совпадение, но он произнес эти слова твердо. — И как твой командир, я приказываю тебе продолжать выполнение нашей миссии.

— Пожалуйста, коммандер. — огромная боевая машина умоляла, и Джексон сжал кулаки, стараясь не слышать мольбы в ее голосе. — Я уже стольких убил, — тихо сказал Шива. — Слишком многих. Даже для машины наступает время, когда убийства должны прекратиться.

— Может быть, и так, — ответил Джексон, — но не сегодня.

Повисла напряженная тишина, и Джексон затаил дыхание. Неужели Шива на самом деле отвергнет прямой приказ? Смог бы он его отвергнуть? И если бы он это сделал, то что мог бы предпринять Джексон?…

— Очень хорошо, коммандер, — наконец произнес Боло, и впервые его голос прозвучал синтезированным без эмоций, как голос машины.

— Он снова движется, — мрачно объявил лейтенант Джанал. — При нынешних темпах продвижения он достигнет позиции, с которой сможет атаковать нас, через двадцать семь минут.

Я неуклонно двигаюсь вперед, потому что у меня нет выбора. Какая-то часть меня потрясена тем, что я мог даже подумать о неповиновении своему Командиру, и все же во мне бушует отчаяние. Я действительно убил слишком многих, но я все еще защитник Человечества, и я уничтожу любого Врага, который угрожает моим создателям, потому что это мой долг, смысл моего существования. Но цена моего долга слишком высока, и не только для меня. Настанет день, когда Джексон Деверо и Аллен Шаттак оглянутся на эту миссию, осознавая, насколько сильно моя огневая мощь превосходила ту, которой обладал враг, и зададутся вопросом, действительно ли у них не было выбора. И трагедия будет в том, что они никогда не смогут ответить на этот вопрос. Это будет преследовать их, как преследуют меня воспоминания об убитых мирных жителях, и они будут говорить себе — как я говорю себе — что сделанного не воротишь. Они будут говорить себе, что всего лишь выполняли свой долг, что они не осмелились рискнуть, что они были вынуждены заботиться о выживании своего собственного народа любой ценой, и, возможно, они даже будут думать, что верят в это. Но глубоко внутри всегда будет тлеть искра сомнения, как она тлеет в моем реконструированном гештальте. Это отравит их, как отравляет меня… и восемь тысяч сто семь мельконийских отцов, матерей и детей все равно погибнут от их рук — и от моих.

Мелконианцы. Как странно. Я больше даже не думаю о них как о "Враге". Или, возможно, правильнее будет сказать, что я больше не думаю о них исключительно как о "Враге". И все же, если мой Командир не смягчится в течение следующих двадцати пяти целых и тридцати трех сотых минуты, то, что я думаю о них, не будет иметь ни малейшего значения.

Я должен повиноваться. У меня нет выбора. И все же, продвигаясь сквозь тьму, я ловлю себя на том, что ищу какой — нибудь способ — любой способ — создать возможность выбора. Я рассматриваю проблему как тактическую ситуацию, анализирую, экстраполирую и отбрасываю, но, несмотря на все мои усилия, все сводится к простому предложению. Поскольку я должен подчиняться приказам своего командира, единственный способ избежать еще одной бойни — это каким-то образом убедить его изменить эти приказы.

— Мы войдем в зону атаки противника через двадцать четыре целых и пятнадцать сотых минуты, — сказал Шива Джексону. — В настоящее время за нами наблюдают по меньшей мере два вражеских разведывательных беспилотника, и я засек приближение вражеской бронетехники. При нынешних темпах сближения они перехватят нас примерно через десять с половиной минут.

— Они могут нас