Читать книгу - "Падение Левиафана - Джеймс Кори"

Бакари устроили в ясли компании, а Кит с утра смотрел презентации комитета по встрече компании «Якобин-Блэк» или слушал, как представители союза рассказывают о планете Ньивстад и городе Фортуна Ситтард. Компоненты местной биосферы были нетоксичны, но могли вызывать раздражение, поэтому новеньким рекомендовали держаться в изолированных районах. Им раздали планы города: пункт питания, медкомплекс, развлекательный центр, общественный бассейн, религиозные учреждения. Им в подробностях описали процедуру жалоб в службу безопасности на правонарушения и жалоб на нарушения службы безопасности представителям союза. Киту с Рохи пришлось расписаться, что они прослушали и поняли курс. Комитет по встрече заводил песни о командной работе и товариществе. Подпевали даже представители союза.

Когда рядом была Рохи, Кит чувствовал почву под ногами в море новых лиц и голосов, в хаосе новой жизни, в которую окунул его подписанный контракт. Да, сотни новых лиц и обычаев нового города на новой планете выбивали из колеи, но Рохи была здесь. За нее он и держался.

На третью неделю, кое-как встав на ноги, он приступил к знакомству со своей рабочей группой, а Рохи со своей. К середине первого дня он сообразил, что с тех пор, как ступил на борт «Прайсса» в системе Сол, ни разу не расставался с ней так надолго.

В городскую инженерную группу поступали всего шестеро. Они собирались в классной комнате, не отличавшейся от сотен знакомых ему классов: промышленное ковровое покрытие – узорчатое, чтобы спрятать пятна; звукопоглощающее пенное покрытие стен, скрытые светильники – дешевые, потому что такие же распечатанные на фабрикаторах конструкции использовались повсеместно. Новую начальницу – симпатичную – звали Гимемия Госсет. Она жестко улыбалась и в задумчивости имела привычку поглаживать подбородок, а к середине второго дня Кит вспомнил, что читал ее статью об использовании местных материалов в масштабных проектах водоочистительного цикла. Мало-помалу тревога, настороженность, нутряное чувство собственной неуместности сменялись энтузиазмом и даже восторгом по поводу предстоящей работы.

В середине третьего дня, когда Госсет собиралась показать всем шестерым их рабочие места и познакомить с инженерной командой, вошел офицер службы безопасности, отвел ее в сторону. Говорили они недолго, но старший инженер заметно изменилась в лице. Она еще не повернулась к классу, а Кит уже знал: что-то случилось, и касается это его.

– Камал? – позвала Госсет. – Можно вас на два слова?

Кит подошел. Остальные пятеро у него за спиной молчали.

– Медицинская проблема, – сказал ему безопасник. – Я могу проводить вас в клинику.

– Рохи?

– Ваш сын, сэр. Боюсь, его пришлось положить в клинику. Вам лучше пойти со мной.

– Он в порядке? – спросил Кит, но ответа не получил.

Госсет резко кивнула на дверь. Универсальный жест, означающий: «Ступайте».

– О пропущенном занятии не беспокойтесь. Нагоните позже.

– Спасибо, – машинально отозвался Кит. Он ее уже не замечал. Что-то стряслось с Бакари. Сердце билось горячо и часто, он чувствовал удары пульса в горле.

Он удержался, не стал расспрашивать, когда и что случилось и как они об этом узнали, что предприняли… у него были тысячи вопросов, на которые безопасник наверняка не знал ответа. Так что Кит просто сел в электрический кар для езды по широким бетонным коридорам города и подался вперед, словно подгоняя машину. Клиника большей частью располагалась под землей, но свет был подстроен под спектр дневного солнца Земли. Искусственные цветы в приемной пахли как настоящие. Безопасник виновато держался сзади. Кит еще не подошел к столу дежурного, когда к ним навстречу направился немолодой человек в халате врача. Кита ждали.

– Мистер Камал, – заговорил врач, указывая на двойную деревянную дверь, – прошу сюда.

– Что случилось? – спросил Кит.

Врач вместо ответа обратился к безопаснику:

– Большое вам спасибо.

Вежливая просьба удалиться. Кит чувствовал, что предстоит разговор наедине. Возможно, такова была политика компании. Или дело в чем-то другом.

Они прошли за дверь в коридоры клиники. Те оказались шире стандартных, две медицинские койки могли разъехаться, оставляя еще место для медиков рядом. Цветочный запах приемной сменился другим, более резким.

– Состояние вашего сына стабильное, – заговорил врач. – Из яслей сообщили о его странном поведении. Он на какое-то время полностью перестал реагировать.

– Не понимаю, – отозвался Кит.

– Полагаю, припадок того или иного рода. Предварительное обследование не выявило внутренних нарушений и опухолей. Это хорошо. Однако… у него наблюдается необычная активность островковой коры.

– Но он оправился?

– Сейчас чувствует себя хорошо, – сказал врач. – Мы за ним понаблюдаем, я проведу несколько анализов. Просто чтобы исключить все, что можно.

– Но он поправится. – Кит не спрашивал. Он утверждал, будто давал миру указания и ждал исполнения.

Врач остановился, а Кит сделал еще два шага и только потом обернулся. Лицо врача явственно выражало неловкость.

– Нам даны твердые указания от лаконского научного директората. Мы обязаны фиксировать и уведомлять Лаконию о любых отклонениях среди пассажиров и команды «Прайсса».

– Это из-за того, что с нами было?

– Систем больше тринадцати сотен. Лакония на Ньивстаде даже официального представителя не имеет, – сказал врач. – Если мой доклад доктору Очиде завалится за стол? Я, может, спохвачусь через много месяцев, а то и лет. Учитывая, кто ваш отец, я подумал, может…

Врач склонил голову. Виски у него были седые, в уголках глаз и губ лежали глубокие морщины. По возрасту он мог знать «Росинант» еще в те времена, когда не было Союза перевозчиков. Мог принадлежать к подпольному движению Наоми Нагаты.

– Спасибо вам, – сказал Кит.

Доктор успокоенно и успокоительно улыбнулся. Он провел Кита к стеклянной двери, настроенной на приватность – стекло было подернуто матовым инеем. Кит осторожно вошел. Негромко гудели и пощелкивали медицинские приборы – как ветер в кронах. Кровать была по росту взрослого, и Рохи лежала на ней, повернувшись на бок и уютно пристроив Бакари на груди. Мальчик закрыл глаза, а кулачком подпирал подбородок, будто глубоко задумался. Рохи тихонько напевно убаюкивала его колыбельной сказкой.

– Муравьед и говорит: «Конечно, мы с тобой друзья. Почему бы нам не дружить?» А умный малыш, очень похожий на Бакари, сказал: «Потому что ты ешь муравьев, а муравейник из них и сделан».

Кит устроился в ногах, коснулся ладонью ее лодыжки. Рохи, улыбнувшись ему, продолжала:

– «Ты сам много из чего сделан, – ответил Муравьед. – Ты из кожи, из волос, из глаз, из костей, из крови, из больших сильных мышц. Разве ты ненавидишь доктора, который берет у тебя кровь, чтобы ты не болел? Разве ненавидишь парикмахера, который отрезает кончики волос? Я люблю муравейник, потому что я им живу, а он меня любит, потому что я сохраняю ему здоровье – забираю тех муравьев, которые уже сносились. То, из чего ты сделан, – это еще не ты». И тогда малыш, очень похожий на Бакари, все понял. Тут и сказке конец.