Читать книгу - ""Фантастика 2025-27". Компиляция. Книги 1-25 - Андрей Соболев"

с пациентом, — рассказывал Довнар-Подляский. — Тот приподымается и слабым голосом говорит: «Может, меня в операционную?» «Нет! — сурово отвечает санитар. — Доктор сказал: „В морг!“, значит, в морг!»

— Надеюсь, это всего лишь анекдот? — спросил Горецкий, вытирая платком выступившие слезы.

— Разумеется, — кивнул Довнар-Подляский. — И коты в операционных у нас не водятся.

— Какие коты? — заинтересовалась Елена.

— Идет операция. Из-под стола: «Мяу!» «Брысь!» — говорит хирург. «Мяу!» «Брысь!» «Мяу-у-у!» «Черт с тобой! На!» «Мр-р-р!»

Слушатели грохнули.

— Вы и в госпитале анекдоты рассказываете? — спросила Ольга, отсмеявшись.

— Врачам и сестрам. Пациенты могут не понять.

Гости заулыбались. Горецкий взглянул на часы.

— Полночь. Думаю, нам пора, ваше императорское высочество. Вам и Валериану Витольдовичу следует отдохнуть.

— Хорошо! — сказала Ольга, вздохнув. Все встали.

— Дайте руку, Афанасий Петрович! — сказала Елена.

Горецкий подчинился. Они вышли из квартиры. Ольга посмотрела на Довнар-Подляского. Тот сделал то же. Некоторое время они стояли молча и ничего не говорили.

— До завтра! — сказала, наконец, Ольга и протянула ему руку.

Он осторожно взял ее и коснулся губами незакрытого перчаткой запястья. Его голова оказалась совсем близко, Ольга не удержалась и потрогала его волосы. Они оказались мягкими…

* * *

И вот что в ней такого? Невысокая, худенькая, с конопушками вокруг аккуратного носика. Воробышек. Только не робкий, а задира. Такой налетит, да так клюнет, что мало не покажется. Это по глазам видно. Они у нее серые, под ресницами-опахалами. Умненькие такие глазки… И тело у нее, как у мраморной статуэтки. Идеальное сложение для такого роста. Вот где порода проявилась, не то, что у меня. Небольшая, но красивая грудь, ноги стройные, с маленькими изящными ступнями. Плавная линия бедра. Кожа белая и нежная, как у ребенка. М-да, что-то я как подросток…

С чего меня к ней тянет? Ну, принцесса, ну, наследница престола. Мне-то что? В царские зятья я не рвусь. В генеральских нахлебался, век бы этих рож не видеть…

Почему Ольга не сестра милосердия? Не мещанка какая-нибудь? Все было бы проще. Но мещанка из нее, как из меня негр. Власть в каждом движении сквозит — за версту видно. Привыкла повелевать, хотя со мной держится робко. Вот такое странное сочетание.

В третий и последний ее визит мы немного поговорили. И я, и Горецкий пришли к выводу, что сеансы нужно прекращать — пациентка выглядит здоровой. Будет рецидив, повторим, но пока хватит. Мы опять посидели за столом, немного попели, после чего фрейлина ловко увела лейб-медика. После их ухода мы некоторое время молчали.

— Я вам нравлюсь? — внезапно спросила Ольга.

— Да, — не стал скрывать я.

— И вы мне. Вы добрый человек, хотя поначалу показались строгим.

— Хирурги добрыми не бывают, — возразил я. — Они делают людям больно.

— Для того чтобы спасти их. Хотя ваши сеансы были приятны.

— Вы — особый случай. Во всех смыслах.

— Знаете, Валериан Витольдович, — сказала она. — Грех так говорить, но я рада, что заболела белокровием. Иначе не повстречала бы вас.

— Встретились мы еще до лечения. В госпитале.

— Тогда у меня не было повода сойтись с вами ближе.

— У наследниц так строго?

— Еще как! — хмыкнула она. — Знаете, что меня подкупило в вас? Отсутствие подобострастия. Вам плевать на титулы и должности. А еще вы смелый и решительный человек. Мне это по сердцу.

Она выразительно посмотрела на меня. Я подошел и обнял ее. Она приникла ко мне и затихла. Я погладил ее по голове, затем чмокнул в подставленные губки. Невинно так, но она раскраснелась.

— Говоря о решительности, я не призывала вас целовать меня, — сказала она лукаво и отступила. — Вы наглец, господин зауряд-врач!

— Брось! — покачал головой я. — Ты этого хотела, как и я, впрочем.

— Мы перешли на «ты»?

— Разумеется, — сказал я и вновь обнял ее. — Оставь свои церемонии для других. Для меня ты не наследница престола. Просто женщина, к которой я испытываю влечение.

Мы вновь поцеловались, в этот раз по-настоящему. Затем еще и еще.

— Хватит! — сказала она и уперлась руками мне в грудь. — Не нужно больше. Я теряю голову, а это плохо. Мне следует придти в себя и разобраться в чувствах.

— Как скажешь, — кивнул я и отступил.

— Послезавтра я уезжаю в Москву, — продолжила она. — Вместе с матерью. Она завершает дела в Минске, и у меня нет повода остаться.

— Когда вновь приедешь?

— Боюсь, не скоро. На фронте затишье, раненых мало. С лечением справляются на местах.

— Я могу приехать в Москву. Возьму отпуск. Думаю, мне дадут.

— Не стоит, — покачала она головой. — В столице я на виду. Твое появление заметят. Пойдут слухи и разговоры.

— Нам-то что? Пусть говорят!

— Ты не понимаешь, — она вздохнула. — Я не мещанка какая-нибудь и даже не графиня. Появление у наследницы предмета страсти — политический фактор. Об этом послы доносят своим правительствам. В высших кругах начинают прикидывать политические расклады. И первым, кто от этого пострадает, будешь ты. Могут убить.

— Некоторые уже пытались! — хмыкнул я. — Их уже закопали.

— Мне импонирует твоя смелость, — сказала Ольга. — Но я прошу тебя быть осторожным. Ради меня! — она прижала руки к груди.

— Угораздило же меня влюбиться в наследницу!

— Ты жалеешь? — глаза у нее повлажнели.

— Нет! — сказал я и обнял ее. — Ни о чем не жалею и сделаю так, как ты просишь.

— Мы будем писать друг другу.

— У меня плохой почерк.

— Я разберу, — улыбнулась она, отстранившись. — Только пиши. Я буду ждать твоих писем.

— На какой адрес слать? Москва, Кремлевский дворец?

— Нет, конечно! — засмеялась она. — Держи! — она достала из сумки листок. — Здесь адрес Лены. Письма будешь отправлять на ее имя. В конверт вложишь другой — для меня. Она передаст.

Умная девочка! Все предусмотрела.

— Ладно! — сказал я.

— А еврейку эту отошли! Мне неприятно знать, что она подле тебя.

— Я к ней равнодушен.

— Все равно! — топнула она ножкой.

Ну, вот, уже командует. Я поколебался и кивнул. Мы поцеловались, и Ольга ушла. А я остался думать над тем, что произошло. Вот уж влез! С Ольгой понятно: пациентки часто влюбляются в лечащих врачей. Ну, а я-то с чего? Но ведь, вправду, нравится. Ни к одной женщине в этом мире я испытывал таких чувств, даже к Лизе. А ведь та красавица, да еще какая! На меня смотрит, как раненая лань на охотника, но душа к ней почему-то не лежит. А вот к этому воробушку…

Куда я лезу? Точно грохнут. Расклады наверху серьезные, и нежданный фактор в лице какого-то зауряд-врача многим не понравится. Говоря Горецкому, что меня убьют, я имел в виду совершенно другое. Врача, который лечит лейкоз,