Читать книгу - "Имя нам - легион - Александр Сивинских"

Одежный агрегат все еще ворчал, перерабатывая мой заказ, когда я, неся в одной руке большую кружку яблочного сока, а в другой – бутерброд с сыром, отправился отмывать дорожную грязь.

Пищевой блок мне, кстати, не понравился…

Он просто привел меня в полнейший восторг! Одного я не мог понять: где же каталог мясных и рыбных блюд?

* * *

Когда ласковая водица разморила меня до полудремы, я неимоверным напряжением воли заставил себя встряхнуться и, моргая, полез из ванны. Обтершись лохматым полотенцем, без следа поглощающим малейшие частицы влаги, я прошлепал по тесовому полу к огромному окну и выглянул наружу.

Там было все распрекрасно.

Неистребимый дух райской идиллии и прочее благорастворение воздухов сочились ко мне прямо сквозь стекло. Круглощекие, ясноглазые, кудрявые и шумливые ребятишки гоняли веселой сворой по кустам малую собачонку, похожую на пекинеса, а их моложавый наставник мило ворковал с худой улыбчивой дылдой-старухой, похлопывающей по своему открытому, длинному и неплохо сохранившемуся бедру собачьим поводком. (Когда я выглядывал в окно в прошлый раз, старуха, забросив ногу на ногу, сидела на скамеечке и поглаживала по ухоженной шерстке свою шавку, развалившуюся рядом, а дядя-воспитатель учил детей ходить на руках.)

Старуха, видимо, почувствовала мой взгляд и помахала мне рукой. Я помахал ей в ответ и поспешно ретировался, стесняясь своей распаренной розовой наготы.

Ухватив из керамической вазы, стоящей на шестке пищеблока, румяный плод вроде персика и натянув старые добрые, земные еще трусы, я отправился обследовать свои владения.

Кроме огромного зала с окнами в сад – на детей, старуху и пекинеса, в моем распоряжении оказались: бывший кабинет Светланы (ныне – моя спальня); комната психологической разгрузки (где имелись ванна плюс невообразимый аппарат, считающийся комплексным спортивным тренажером); кухня/столовая, гардероб и сортир. Все это опоясывалось узким кольцевым балконом, с которого начинались две легкие лестницы – одна в сад, другая на крышу. На крыше стоял шезлонг под зеленоватым кисейным тентом и шипел почти туманный – до того мелкодисперсный, – фонтанчик-шар.

Отделка дневных помещений была чуть попроще, чем ночных. По крайней мере здесь не блудили на светло-голубых скругленных стенах насекомоподобные создания, а занавесок с оживающими растениями не было вовсе. В кабинете возвышалось несколько асимметричных резных шкафов с земными книгами. Главенствовала классика – литература, философия. Я с огромной радостью обнаружил также великолепное издание Жизни животных Брема на русском языке – точно такое, за хищение которого из школьной библиотеки (а что делать, коли официально даже просто прикасаться к нему ученикам запрещалось?) меня жестоко распяли на открытом педсовете лет так двенадцать-пятнадцать назад. Мне показалось странным, что Светлана удовлетворилась переводным вариантом – ведь, судя по разноязыким корешкам, она знала не только русский…

Вообще-то странностей накопилось немало. Например, меня почему-то до сих пор не посетили представители власти. А ведь уже почти целый день прошел. Затем, как же так оказалось, что в этом, не таком уж великом городишке (а если судить по застройке и площади, занимаемой им и виденной мною извне, жителей в нем могло быть от силы тысяч двадцать-тридцать) благополучно жил-поживал и меня поджидал крупный специалист по земной культуре?

(Вот, скажем, в нашем районном центре, городке со странным именем Сарацин-на-Саране, народу не меньше. А занеси в него судьба австралийского аборигена или даже простого японца – много найдется полиглотов, готовых пообщаться с ним на родном языке?… Вот то-то и оно. А ведь Сарацин-на-Саране – отнюдь не самая глухая дыра в России. Есть же еще и рабочий поселок Петуховка.)

И наконец, главное: что меня ждет? Или я так и буду здешним Миклухо-Маклаем-наоборот до скончания дней? Экземпляром для научного любопытства. Пора бы разобраться наконец. И чем раньше, тем лучше.

Я отправился на первый этаж.

Он встретил меня интимным полумраком и страстным копошением псевдожизни на драпировках. Светланы нигде не было, зато в подсвеченных креслах восседала парочка худощавых мужчин, обряженных в просторные белоснежные рубахи с открытыми воротами и при легких золотых эполетах, возлежащих на мосластых плечах. Тонковатые ляжки франтов обтягивали синие бархатные штаны; на синих замшевых туфлях золотились строгие квадратные пряжки; тонюсенькие золотистые цепочки несколькими слоями обвивались вокруг их длинных шей и тонких запястий.

Они были похожи не то на циркачей, не то на Фредди Меркьюри.

Разодетые красавцы вполголоса о чем-то переговаривались (речь их показалась мне крайне похожей на терранскую) и на меня взглянули только мельком. Я галантно раскланялся с ними и басенько присел рядышком – ручки на коленочки, вполне готовый к немедленному заполнению вороха анкет и таможенных деклараций.

Я принял мужчин за долгожданных иммиграционных чиновников.

Они никак не отреагировали на мое появление.

Я терпеливо ждал. Долго ждал. Потом наконец мне надоело ждать, и я принялся насвистывать и водить пальцем по столешнице. Раздался противный скрип. Дядьки начали проявлять признаки беспокойства. Я заскрипел громче, потом резко встал и, близко наклонившись к лицу одного из них, напористо спросил:

– Ну и долго мы еще собираемся сопли жевать? Или я должен представиться? Извольте. Капралов Филипп Артамонович, двадцать пять лет, русский. Образование высшее техническое. В последнее время, впрочем, работал не по профилю. Солдатствовал, так сказать, понемногу. Легионерствовал, так сказать. Здесь проездом. Еще вопросы будут?

Кажется, я их напугал. Они вскочили и быстро пошли прочь из дому.

– Эй, – крикнул я, – мужики! Вы куда? Вернитесь! Я же еще оружие и наркотики не сдал…

Они припустились бежать.

Скоро пришла Светлана. На мой рассказ о пугливых посетителях она отреагировала смехом и сообщила, что это были ее бывшие коллеги, заглянувшие на огонек и, видимо, смирно поджидавшие появления хозяйки, а не странного мальчугана со странными манерами.

– За кого же они меня приняли? – подумал я вслух.

– За моего друга, очевидно, – просто сказала она, чем поставила меня в весьма затруднительное положение. Что она имела в виду под словом друг?

– Пойдемте, Филипп, я вас угощу чем-нибудь этаким, – неожиданно пригласила она меня. – Знаете, у меня сегодня настроение, подходящее для кулинарного творчества. Рискнете отведать его плодов?

– Только приоденусь, – сказал я.

* * *

Плоды кулинарного творчества имели непривычный вкус и вид, но мне понравились.

– А как насчет вина? – спросил я. – Стакан белого сейчас не помешал бы.

– Никак, – ответила она. – У нас не принято пить вино.

– Знакомое табу, – сказал я. – Где-то мне такое уже встречалось.