Читать книгу - "Сталинбург - Антон Фридлянд"

— Тут помаленьку никак нельзя — всем сердцем надобно! Кстати, видел я твою новую работу. Ловко ты америкосов прищучил!

Матвей не понял, о какой именно работе шла речь, но сердечно поблагодарил брата. Затем последовал продолжительный обмен любезностями. Во время разговора он разглядывал висевшие над столом иконы. На одной из них был изображен человек с крысиным лицом на фоне алого знамени, складки которого являли собой что-то вроде пятиконечного нимба. Этот портрет Мэту уже неоднократно встречался — и в городе, и в гостинице, и в министерских коридорах. На другой иконе красовались семь эпичных фигур. В центре — Ленин и Сталин с пятиконечными звездами вокруг голов, развернувшиеся друг к другу таким образом, словно собирались завертеться в вальсе. Над ними парила голова Троцкого в виде шестикрылого серафима. У ног вождей пролетариата выстроились в рядок пять фигур поменьше. Мэт сумел опознать лишь троих из них — Владимира Маяковского, Максима Горького и Никиту Михалкова. Двое других, как ему стало известно позже, были художник Илья Глазунов и скульптор Зураб Церетели. Переведя взгляд на брата, Мэт заметил, что на указательном пальце его правой руки отсутствуют две фаланги — они были заменены золотым гравированным протезом.

Сева поинтересовался, как братец долетел, хороши ли условия в гостинице «Колхозная» и не нужно ли родственничку чего. Матвей же в ответ полюбопытствовал о здоровье своего племянника, а затем спросил, как дела у Лики.

— У кого? — переспросил старший брат, взглянув на него удивленными водянистыми глазами.

— У жены твоей, братец, — уточнил Матвей.

— Ах, Лукерья-то! Да, все путем, храни ее Двуглав! А то «Лика» какая-то — по-чешски, что ли?

Министр нажал кнопку, вмонтированную в подлокотник дивана, и в кабинет вплыла Аврора Ивановна, толкавшая перед собой столик на колесиках, на котором возвышался пузатый самовар, пара литровых чашек с двуглавыми орлами и вазочка с конфетами «Мишка в Сибири».

— А ведь знаешь, я тебя по делу позвал, — лукаво произнес Сева. — Ну да ты, наверно, и сам догадываешься, по какому?

— Служу Священному Союзу! — уклонился от ответа Матвей.

— Молодец! Так держать! — министр хлопнул брата по колену усыпанной перстнями пятерней. — Так вот, дело-то такое… Мы к Столетию Октября готовим цикл документальных фильмов. Рассказывать будем о жизни в Священном Союзе — друзьям на радость, врагам на зависть. Всего будет шестнадцать серий, и покажем мы их все 7 ноября. От каждой союзной республики — по одному режиссеру и соответственно по одной серии. Со всеми республиками, кроме Кубы, у нас полный порядок… Ну, а вот с Кубой, сам понимаешь…

— А что, на Кубе с кинематографом совсем плохо? — спросил Матвей.

Брат посмотрел на него внимательно, не отводя взгляд.

— Да, Матфей, на Кубе с кинематографом не очень, — произнес он после нескольких секунд молчания. — И ты, братец, сам должен понимать, почему.

Матвей сделал вид, что понимает и воздержался от дополнительных расспросов.

— Так вот, — продолжил министр, — я решил, что мы тебя как кубинского режиссера и заявим. А то, что ты в дружественной Чехословакии проживаешь — это не важно: задним числом тебя на Кубу переведем.

— Значит, ты хочешь, чтобы я снял одну из серий? Как сериал-то в целом будет называться?

— «Сто лет Октябрю» — решили особо не мудрствовать.

— А хронометраж одной серии какой?

— Час, братишка. Уложишься?

— Уложусь, если надо. Но нужно же сначала материал изучить…

— Так за тем я тебя и вызвал сюда пораньше. Погуляй по Сталинбургу, посмотри, как у нас тут люди живут. А через недельку уже и сценарную концепцию накатаешь. Ну а потом — и сценарий.

Надеюсь, я здесь на неделю не задержусь — произнес про себя Матвей. Перспектива работы над эпопеей, посвященной столетию революции, его абсолютно не радовала, но речь шла не о том предложении, от которого можно было отказаться.

— Ты обедал-то уже? — поинтересовался министр, наблюдая за тем, как брат засовывает в рот третью конфету.

Матвею пришлось признаться, что нет, не обедал.

— Вот я растяпа! Кто ж так брата родного встречает! — Сева хлопнул себя ладонью по лбу. — Значит так, сейчас тебя в министерскую столовую отведут, а потом поедешь Святейшему Двуглаву поклониться. Ну, а вечером ждем тебя к нам домой на ужин. На восемь устроит? Еще в гостиницу перед этим заехать успеешь.

Мэт поднялся с дивана, полагая, что встреча закончена.

— Телефон мой домашний есть? — спросил министр. — А то дома я звездофон обычно отключаю.

— Давай запишу, — Матвей достал из кармана айфон.

— Это еще что? — Сева тоже вскочил с дивана. — Ну, вы там у себя в Чехословакии совсем распоясались! Вражескую заразу в кармане таскать! Дай-ка сюда!

Выхватив у брата айфон, министр положил его на стол и тут же расхерачил малахитовым пресс-папье — Матвей не успел даже охнуть. Вслед за этим Сева достал из ящика стола красную звезду на золотой цепи — такую же, как та, что висела у него на шее. Он нажал на кнопку, впаянную в алую эмаль, и звезда раскрылась наподобие пудреницы — внутри находился небольшой тачскрин.

— Я на первой кнопке, Аврора Ивановна — на второй, отец Лаврентий — на третьей, — сообщил Сева, протягивая брату звездный гаджет.

— А кто такой отец Лаврентий? — поинтересовался Матвей, принимая подарок.

— Пастырь мой. А теперь и твой. К Святейшему Двуглаву тебя доставит. Но сначала обед, конечно.

— Слушай, Сева, еще одно дело. Я ведь сюда не сам прилетел — с ассистентом. Пашей зовут.

— Это правильно, братец. Одна голова хорошо, а две лучше.

— Можно я его на ужин захвачу?

— Что за вопрос, Матфейка! За столом всем места хватит!

Была нажата кнопка вызова, и Аврора Ивановна вновь вкатилась в кабинет, излучая благостное радушие.

— Отведите-ка, голубушка, братца моего в столовую, — велел ей министр.

— А ты обедать не идешь? — спросил у него Матвей.

— Не могу, друг любезный, — развел тот руками. — Дела государственной важности. Облатку погрызу, святой водицей запью — вот и весь мой обед.

С этими словами министр прижал брата к сердцу, трижды расцеловал его, щекоча усами и выпроводил за дверь вслед за Авророй Ивановной, а сам вновь уселся за ноутбук, смахнув перед этим со стола то, что осталось от раздолбанного айфона.