Читать книгу - "Танкист №1. Бей фашистов! - Валерий Большаков"

– Эт точно…

– Гляди, командир! Сто первый подбит!

– Вижу. Ты лучше хохлов высматривай!

– Вот как это называется? – пробурчал мехвод. – У меня жена – хохлушка, самая что ни на есть, из-под Ровно. В Луганске сейчас, в больнице…

– Лежит?

– Лечит! Уложишь ее, пожалуй.

– Наш человек.

– А то!

– Командир! – напрягся Роман. – В лесополосе! Левее сто первого!

В лесополосе разворачивалось орудие. Какое именно, Репнин не разглядел. Может, гаубица, может, противотанковая «Д-44». Не хотелось бы…

– Осколочно-фугасным! Огонь!

Рвануло, как в голливудском боевике, – красиво, с разлетом чего-то горящего и дымящего. Видать, снаряд не только саму пушку покорежил, но и боеприпасы «списал».

И тут Геннадий заметил краем глаза шевеление чуть дальше подавленной «арты».

– Осколочно…

Поздно. Полыхнул выстрел. Снаряд ударил танку в башню. Пробить ее в лоб – никаких шансов, но контузить экипаж может легко – Геша ощутил себя внутри огромного колокола, по которому ударили кувалдой весом в тонну.

Роман все же успел нажать нужную кнопку, и автомат заряжания сработал, как надо.

Оглохнув, мотая головой, гудевшей, как тот колокол, Репнин выстрелил, накрывая артиллеристов. При этом он прекрасно видел, как, «змейкой» вывернув между тремя подбитыми «Т-64», выезжает «семьдесятдвойка». Ствол ее пушки был направлен, казалось, прямо Геше в лоб. И грянул гром.

125-миллиметровый «ЗВМ-15» ударил в башню, попадая в орудийный щиток. Разрушив дневной прицел стрелка, он разорвал раму люка и срикошетил в картузы. Адское пламя хлынуло сразу со всех сторон, взвихрилось ревущими, всепожирающими клубами.

Репнин закричал, но не услышал своего крика, вскинул к лицу горящие руки…

…И ударился лбом о резиновый нарамник прицела.

Боли не было. Совсем. Не было и огня.

И уши прекрасно все слышали – рев дизеля, лязг падавшей гильзы. В нос ударил резкий запах кордита.

И сидел он слева от орудия.

Геша словно выпал из реальности. В голове пустота, в душе леденящий холод. Тяжело это – умирать, но и воскресать не легче.

А ты что, воскрес, Геннадий Эдуардович? Ну, ты ведь жив-здоров, верно?

Но минуту назад он сгорал в чудовищном костре!

Репнин замычал, затряс головой, словно зуб разболелся.

– Что, товарищ лейтенант? – послышалось в наушниках.

– Н-ничего, – обронил Геша и чуть язык не прикусил.

Это был не его голос.

Так, может, он умер? Ага, и оказался в раю для танкистов! Что за бред…

Репнин с силою зажмурил глаза и открыл их. Ничего не изменилось. Но в голове началось просветление.

Когда человек гибнет и ему нет спасения, то глядеть вокруг бывает некогда. Не до того как бы. А вот когда воскресает…

Действительность напирала со всех сторон. Он находился в танке, только это был не «Т-72». Геша мог поклясться, что занимает место командира «тридцатьчетверки».

И в его экипаже вовсе не трое, а четверо. Механик-водитель и стрелок-радист сидят пониже, а они с заряжающим – повыше, в тесной и «слепой» башне.

Мехводом у него старший сержант Бедный, а радистом – сержант Ванька Борзых. Заряжающим – рядовой Федотов.

Он сошел с ума?..

Милый, когда сгорают картузы с порохом, с ума не сходят, а просто сгорают. До обугленных костяков.

Стало быть, это переселение душ.

«Хорошую религию придумали индусы: что мы, отдав концы, не умираем насовсем…»

Неизвестно, до чего бы додумался Геннадий, но тут заряжающий крикнул:

– Товарищ командир, вижу танки!

И у Репнина будто рефлекс какой сработал. Он приник к нарамнику прицела и различил впереди полузнакомый силуэт.

Геша содрогнулся – это был немецкий танк «Т-III». Танк времен Великой Отечественной…

Геша закусил губу. Трындец!

И тут же озлился. Молчать, капитан! Истерики оставим на потом.

– Бронебойным, заряжай!

– Есть бронебойным!

– Короткая!

Бедный мигом затормозил, останавливая танк – на «тридцатьчетверке» стабилизаторов нету. Тут, если на ходу стрелять, попадешь в белый свет, как в копеечку, только боеприпас зря истратишь. Остановиться надо…

– Бронебойным готово!

– Выстрел!

Прицелившись, Репнин вжал педаль. Грохнуло.

Горячая гильза забрякала, напуская синего дыму.

– Рви!

– Попал, командир! Горят фрицы!

– Так им и надо… – еле вымолвил Геша, чувствуя себя, как самодеятельный артист, приглашенный на съемки фильма про войну.

Отмахнувшись (про себя) от назойливых мыслей, Репнин начал крутить маховик башни, поворачивая орудие по горизонту. В прицел вплыли парочка полугусеничных «Ганомагов» и три тентованных грузовика с тупыми мордами-капотами.

«Опели», кажется. «Опели-Блиц».

– Заряжай осколочным! Короткая!

Геннадий живо накрутил маховички, наводя орудие. Треугольная марка совместилась с «Ганомагом», и Репнин нажал на спуск.

– Вперед!

Снаряд развалил бронетранспортер, еще и грузовику досталось – осколками посекло кабину, превратив ее в коробчатый дуршлаг.

Немцы посыпались из кузова, падая и роняя карабины.

– Ванька! Чего ждешь?

Тут же зачастил пулемет, прореживая гитлеровцев.

– Товарищ лейтенант! – позвал Борзых. – Комроты приказал отходить к Дебальцево!

Сердце Геши дало сбой.

– Куда-куда?

– К Дебальцево! Да вон, отсюда видно уже!

Репнин глянул в прицел. Поле… Знакомое такое поле… И насыпь, только повыше. И склад, тоже разваленный… Да нет, этот просто не достроен – вон, камней куча и прочий стройматериал. Война помешала достроить…

«Ты веришь в это безумие?» – устало спросил себя Геша. И сам себе ответил: «Да».

Письмо ст. лейтенанта Д. Лавриненко домой:

«Привет из лесу!

Здравствуйте, мама, Нина, Люба, бабушка, Толя, Тая, возможно, Леня (если не уехал)!

Сообщаю, что жив, здоров и невредим, чего и вам желаю.

Пишу письмо в лесу, около землянки. Уже темнеет. Сегодня получили подарки от москвичей… Мы защищаем подступы к Москве.

Вы уже, наверное, знаете из газет о нашей части, и в частности обо мне. Мама, Нина, возможно, вы и отвечали на мое письмо, которое я писал в лесу под Орлом, но я его не получил, так как вскоре мне пришлось сменить место. Я один ехал на своем танке, отдельно от части. Был в Москве, смотрел улицы, дома и опять – на фронт. В части меня хорошо встретили и представили к правительственной награде.