Читать книгу - "Капитали$т: Часть 3. 1989 - Деметрио Росси"

миров, — философски сказал Петр Петрович. — Но наша жизнь устроена так, что людям приходится делать неприятные вещи. Ничего не попишешь, такова жизнь… Но я продолжу с вашего позволения. На вырученную от продажи металлолома валюту Орловский планирует закупить партию электроники для последующей перепродажи здесь. С ввозом мы тоже можем помочь — никаких проблем не возникнет. Одним словом, режим наибольшего благоприятствования. Мы даже можем подыскать наилучшего поставщика электронного ширпотреба, если нужно — скидки и все такое…

— И что вы захотите за помощь? — спросил я.

— Предполагаемая сделка должна принести около двух миллионов рублей прибыли при минимальных затратах. Мы полагаем справедливым следующее: миллион из этих двух получаем мы, двести пятьдесят тысяч — вам, как посреднику, Алексей Владимирович, а семьсот пятьдесят тысяч получит Александр Сергеевич Орловский. Отмечу, что эту схему можно будет прокрутить неограниченное количество раз. Неограниченное! — В голосе Петра Петровича звучало возбуждение. — Как вам такое предложение?

Я молчал. Думал.

Глава 4

Петр Петрович тоже молчал. Ждал моего решения. А мне очень хотелось его послать. С другой стороны… О, это проклятое «с другой стороны», оно всегда возникает!.. Так вот, с другой стороны, мне предлагают деньги за сделку, с которой Орловский не дал бы ни копейки. Хоть мы и партнеры, ага… И вот, мне предлагают хорошие деньги — четверть миллиона или двадцать пять с небольшим тысяч долларов. Как на дороге найти… Но слишком уж не хочется иметь дело с Петром Петровичем и его конторой… Да и миллион — несуразная сумма.

— А между тем, Алексей Владимирович, — подал голос Петр Петрович, — я не совсем понимаю, о чем здесь можно думать. Озвученное предложение кажется мне весьма выгодным для всех сторон. Для всех!

— Орловский может не согласиться, — сказал я. — Да и с миллионом вы загнули, честно говоря.

Петр Петрович ухмыльнулся.

— Нет, Алексей Владимирович. Миллион, никак не меньше.

— Знаете, — сказал я. — Этот разговор уже описан Ильфом и Петровым, не будем повторяться.

— Хорошо, — кивнул он и добавил совсем другим тоном, устало и зло: — Я вас, баранов, двадцать лет жизни пас. Вам не нравилось. А теперь я и такие как я — мы умываем руки. Паситесь сами, как знаете. Но своей доли шерсти мы не уступим. Будет платить, никуда не денется. И вы в этом поможете. Согласится — не согласится, что за детский сад? Его согласие никого не интересует. На вас документированного ущерба государству — на сотни тысяч. Плюс — злоупотребления, взятки, коррупция. Прямой подрыв государственной безопасности. Возомнили себе, что все можно?

— Петр Петрович, а вы не боитесь? — очень вежливо спросил я. — Все-таки миллион — большие деньги. А вы живой человек, такой же как все, из костей и мяса. То, что у вас в кармане «корочка» со щитом и мечом, это все пустяки, она не спасает от металлической трубы, прилетающей в голову в темном подъезде. Вон, в андроповские времена в Москве вашего коллегу менты за пузырь коньяка и палку колбасы до смерти забили. А тут целый миллион. И времена отнюдь не андроповские, если вы не в курсе…

Повисла долгая и напряженная пауза. Наверное, на полминуты. А потом Петр Петрович сказал прежним тоном:

— Ну что вы, Алексей Владимирович, в самом деле! Я погорячился, вы тоже. Время нервное, сплошной стресс кругом. Миллион — не миллион… Пусть будет нам двадцать пять процентов с первой сделки. А оставшиеся семьдесят пять как хотите, так и делите. Вот и все, Алексей Владимирович, не смею больше вас задерживать.

Петр Петрович вылез из салона и резво направился в сторону своей «копейки». А я думал, тяжело и напряженно. Уже через год ведомство Петра Петровича будет значить ничтожно мало. Через два года оно не будет значить вообще ничего — «меченосцы» разбредутся кто куда — охранять бизнес, торговать секретами, бандитствовать и спиваться, вот и все их перспективы. Сейчас они пока еще сильны. С помощью Петра Петровича, или как его там на самом деле, мы действительно можем сделать хороший бизнес… Преодолеть зависимость от Орловского и Хоботова с их поставками, которые сегодня есть, а завтра неизвестно… Голова моя шла кругом и отказывалась соображать. В любом случае — Петра Петровича нужно идентифицировать. Установить личность и прочие анкетные данные. И слегка надавить — посмотрим тогда, как он запоет. А то смельчак какой выискался… Впрочем, не хочу об этом думать! Надоели.

Я поехал домой, к себе. Странно, но я не воспринимал свою квартиру как дом. Скорее, как временное убежище. Нечто, необходимое для конспирации. Потому, наверное, никаких особенных ремонтов не делал, довольствуясь минимумом. Да и советский стиль «дорого — богато» откровенно нагонял на меня тоску.

Я наскоро перекусил кефиром и бутербродами, улегся на диван и врубил магнитофон. Магнитофон у меня модный и дорогой — двухкассетный «Панасоник» с радиоприемником и кучей примочек. Комнату заполнил «Мираж»: «Музыка на-а-ас связала!» «Мираж» навеял романтическое настроение, и я пошел звонить Лере. Она как раз должна была вернуться из института…

Лера. У нас все серьезно. Наверное, но это не точно. За последний год мы стали близки… во всех смыслах. Иногда в наших отношениях возникают перерывы, особенно если дела наваливаются. Можем не видеться по неделе. Это не нормально, наверное, но деваться некуда — жизненный ритм, чтоб его черти драли! А она — странная. В хорошем смысле слова. Я иногда думал о том, кто из моих знакомых, попав в мое время, смог бы в самые короткие сроки там адаптироваться и добиться успеха. Так вот, мне кажется, что Лера смогла бы. Я думаю, что ей бы понравилось у нас…

Я поднял телефонную трубку и набрал номер.

— Алло, — сказала она, и я обрадовался.

— Привет!

— Привет! — она, похоже, не ожидала, что я позвоню. — Как ты, все в порядке?

— В порядке, — сказал я. — Но очень устал. Поедем куда-нибудь, или… Приезжай ко мне!

Она на секунду задумалась и сказала:

— Пойдем гулять!

— Гулять так гулять… — сказал я. — Стрелять так стрелять, любить так любить…

— Вижу, что у тебя все же что-то случилось. Какой-то ты не такой…

— Все в порядке! — заверил я. — Все прекрасно и замечательно. Лучше быть не может.

— Все настолько плохо? — беспокойно спросила она.

—