Читать книгу - "Танцуют все - Андрей Михайлович Столяров"

Всё это нам ещё предстояло.

А пока я блуждал в потёмках сознания. Мы с Аделью как бы поменялись ролями: она стала деятельной, энергичной, ни секунды покоя, как будто жизнь её неожиданно обрела некий смысл, а я, наоборот, погрузился в апатию, бродил, словно собственное отражение, по квартире, заваривал кофе, который потом не пил, листал книги, не имея никакого желания их читать (чем они мне помогут?), подолгу, без единой мысли, сидел в кресле, у себя в кабинете, слушая загадочные шорохи тишины. Квартира у нас была пятикомнатная, большая, в самом центре, наследство такой же большой, но уже исчезнувшей в беспамятстве перемен семьи, окна её выходили с одной стороны в переулок, а с другой — в асфальтовый дворик, обсаженный чахоточными тополями. Жара, к счастью, закончилась, шли дожди, налетали порывами и барабанили крупной дробью по стёклам, в лужах мучилась сорванная с деревьев листва, а я всё надеялся, верил, что это просто какой-то морок, что он пройдёт, стоит встряхнуться, развеется, точно дым: откроется дверь, войдёт Адель — такая, какой она была ещё год назад. И всё вдруг станет по-прежнему

Тщетные это были надежды. Дверь открывалась, Адель входила, и возобновлялся тот же утомительный сериал: заботливая, прилежная внучка и любящий её, но по-старчески бестолковый дед.

Как ни странно, об Игре я в то время почти не думал. Высказывания Ивана на эту тему были слишком неопределёнными. Вместо этого я вспоминал тезис Хёйзинги о том, что именно игра породила культуру, а не культура — игру, основано на животных инстинктах: лиса приносит детёнышам полузадушенную мышь-полёвку, чтобы учились охотиться — играли с ней. Пронизывает всю нашу жизнь: спортивные состязания, судопроизводство, карьера, война, любовные ритуалы — всё это, по сути своей, игра. Мы играем с рождения и до смерти. Кстати, и вера: спасение души, реинкарнация, метемпсихоз — не что иное, как попытки обыграть даже смерть. Я также вспоминал мысль Роже Кайуа, что игра составляет основу современного общества, поскольку объединяет собой социальное и инстинктивное, превращая его таким образом в целостный живой организм. И об «обществе спектакля» Ги Дебора, порождённом именно тотальной игрой, я тоже иногда вспоминал. Но это проходило у меня как бы по краю сознания. Я не понимал, какое отношение эти ослепительные концепции, сами представляющие собою род интеллектуальных игр, имеют отношение к тому, что происходит с нами, со мной и Аделью, «здесь и сейчас». И всё же, слушая шорохи, порождённые сумрачной пустотой квартиры, или вздрагивая от плеска дождя, разбивающегося об оконные стёкла, я чувствовал, что нарастает некое напряжение, рокотание жизненных струн, натянутых до предела.

Словно сгущался воздух и словно начинали, как перед обвальной грозой, проскакивать в нём мелкие электрические разряды.

Должно было что-то случиться.

Я ощущал это замиранием сердца, которое точно зависало над пустотой.

Не мог ни спать, ни есть, ни думать, ни существовать вообще.

Пребывал в ожидании.

И это «что-то» в самом деле случилось.

В один далеко не прекрасный вечер Иван приволок ко мне Хухрика.

Лента новостей.

Молодёжная организация «Отчий край» обратилась к молодым россиянам с призывом играть только в патриотические компьютерные игры, в те, которые развивают лучшие качества человека. «Вторжение», как считает пресс-секретарь организации, — одна из таких ярких патриотических игр.

Иван провёл его на кухню, как под конвоем. Конечно, без наручников, без «руки за спину!», даже не держал за локоть цепкими пальцами, и всё равно тот шествовал, словно в спину ему упиралось дуло винтовки, которое подталкивало вперёд.

— Садись!

— Ну, отпустите меня...

— Тебе сказали — садись!

А когда тот осторожно опустился на табуретку, кое-как, сгорбившись, зажав ладони между колен, Иван устроился вплотную к нему, напирая всем телом:

— Вот, Алексей Георгиевич, посмотрите на этого Хухрика. Забился в щель, думал, я его не найду, но я умею искать, скажи, умею?

Хухрик что-то пробормотал, пытаясь, хоть на миллиметр, отодвинуться.

Но отодвигаться ему было некуда.

Дальше была стена.

— Громче!

— Умеете... да... — голосом, полным слёз, выдавил из себя Хухрик.

Казалось, он сейчас разрыдается.

Кличка Хухрик ему удивительно подходила: невысокий, щупленький, рыжеватый, с бородёнкой из нескольких волосяных завитков, с жиденькими бицепсами на предплечьях, высовывающихся из футболки, будто никогда в жизни не поднимал ничего тяжелее кружки с пивом.

Настоящего его имени Иван не назвал. Сказал: Хухрик, так и осталось.

— Ну рассказывай...

Хухрик вздохнул, почти всхлипнул, поёжился, поморгал, облизал губы остреньким, как у ящерицы, язычком, втянул в тощие лёгкие побольше воздуха и наконец, опасливо косясь на Ивана, поведал свою историю.

Он закончил колледж по специальности «информатика», устроился в какуюто фирму, где аутсорсингом создавались мелкие эпизоды для одной из популярных игровых Вселенных. Что-то, как я понял, связанное с войной Звёздных кланов. Работа была на редкость занудливая, прописывание и доводка очень частной текстуры. Однако, блуждая по закоулкам этой Вселенной, для того, как Хухрик честно признался, чтобы тырить текстуру оттуда, а не разрабатывать картинку с нуля, он натолкнулся на вбоквел, некий спин-офф, некий побочный сюжет, который его внезапно заинтересовал: одна из периферических рас, маглоры, осуществляла экспансию, просачиваясь в сетевое пространство противника, создавала там тайные Башни, механизмы репродукции персонажей, а они, в свою очередь, образовывали простую, но занимательную игру, привлекали геймеров и, внедряясь в их сознание, делали своими физическими носителями.

— Не очень понятно, — заметил я.

Хухрик поднял ладони и пошевелил пальцами, будто ощупывая невидимую фигуру:

— Ну... если маглор... побеждает противника... тот не умирает, а... становится его рабом...

Он с надеждой посмотрел на меня, словно рассчитывая на защиту.

— Дальше, — лязгнул Иван.

— Погоди, — я посмотрел на него. — Что значит «рабом»? В каком смысле?

— Носитель выполняет все приказы хозяина, иных интересов у него нет и не может быть. Но главная его задача — привлечь в Игру как можно больше других людей, расширить таким образом игровую аудиторию ...

— По типу вирусной инфекции, что ли?

Хухрик шмыгнул носом:

— Можно сказать и так...

— Нет, ты погляди, что гады выдумали, — сказал Иван. — Превратить всех нас в зомби, в рабов...

— Погоди... — я вновь повернулся к