Читать книгу - "Чёрная кровь Сахалина. Каторжанин - Александр Башибузук"

Пока возился с винтовкой, прояснилось паломничество туземцев. Из пристройки вывели под руки одного из волосатиков с повязкой на глазах, после чего появилась Мадина в белом халате и жестом позвала следующего пациента.

Что тут непонятного – Майя и Мадина лечат местных. Да сестричек аборигены вообще за такое на руках носить должны и охранять самым тщательным образом. Хотя, скорее всего, дело так и обстоит. А заимка, видимо, является нейтральной территорией, потому что все эти племена, насколько мне известно, не особо уживаются друг с другом. Впрочем, все к лучшему. Вряд ли айны с гиляками осмелятся вступить в открытое противостояние с японцами, но сестер, в случае чего, надежно укроют.

Ну а я куда? Тут я задумался. Действительно, а что я буду делать дальше, когда встану на ноги?

Еще в Рыковском, где я сидел в плену у косоглазых, стало известно, что генерал-губернатор Сахалина Ляпунов, чтоб ему пусто стало, сдался в плен. Да, скорее всего, разрозненные отряды ополченцев все еще бродят по Сахалину, но организованное сопротивление практически сошло на нет – японцы вроде как заняли все крупные населенные пункты. В Александровском и Рыковском они точно есть. На юге, по слухам, вообще все заняли.

Выходит, вариантов у меня немного. Можно добраться до мыса Погиби к самому узкому месту Татарского пролива и каким-то образом переправиться на материк. Но уже сентябрь, а туда пехом пилить черт знает сколько. К тому же придется обходить населенные пункты, чтобы не нарваться на узкоглазых. А сахалинская тайга – это не городской парк развлечений, тут не погуляешь. Природа здесь мерзейшая, особенно на севере. Я служил в Приамурском округе, где условия схожи с сахалинскими, так что знаю точно. В общем, отпадает, сгину однозначно. Сдаться – тоже верная смерть, да и не смогу я. При одной только мысли с души воротит.

Тогда что? Не сидеть же вечно на заимке? Может, попробовать прибиться к какому-нибудь отряду? Тоже верная смерть, но гуртом и подыхать веселей. К тому же можно попытаться накрутить перед смертью хвост детям Страны восходящего солнца. Что-что, а стрелять я умею, рубить, получается, теперь тоже. Опыт стычек с хунхузами по бывшей службе богатый. А еще что-то подсказывает, что у меня вообще богатейший военный опыт, вот только какой и откуда, по-прежнему остается загадкой.

Я вздохнул. Сначала приоденусь, а то в одних шоссах… Черт побери, какие еще шоссы? Я же хотел сказать: «подштанники»!

Удивляться уже надоело, так что я решил вообще забить на странности и полез рыться в трофеях – надо же обзаводиться каким-нибудь имуществом.

Глянул на меч офицера и сразу отложил его в сторону – обычный гун-то или мурата-то, по имени фабриканта-генерала, который начал это оружие штамповать. Сейчас в Японии, то есть в эпоху Мейдзи, усиленно изживают все самурайское и даже вместо самурайских мечей в армии ввели копии американских и европейских сабель. Дрянная подделка – металл паршивый, да и конструкция дурацкая. На фиг такое не надо.

Револьвер оставил себе – тоже дрянь, но короткоствол не помешает, к тому же к нему имеется дюжина патронов.

Затем открыл планшет офицерика. Совсем новый, из добротной кожи, очень удобный и вместительный. Карандаш, компас, командирский свисток, письма, фото миловидной японки с высокой вычурной прической и в кимоно, на фоне сакуры… порнографическая открытка… А это что?

На свет появился узкий деревянный футляр, из которого я извлек опасную бритву. Совсем примитивной конструкции – узкая ручка, оплетенная веревочкой из рисовой соломы, и абсолютно прямое лезвие с ребром жесткости в форме буквы «Г». Бритва из неплохого металла и заточенная на славу. Помазок из лошадиного волоса, кусочек ароматного мыла в деревянной коробочке и зеркальце в кожаной оправе прилагались.

При виде мыла сразу зачесалось давно не мытое тело. Я страдальчески вздохнул, пообещал себе сегодня же вымыться до скрипа и продолжил обыск.

По итогу, кроме десятка винтовок, почти восьми сотен патронов к ним и револьвера полезных вещей нашлось всего ничего. Три новеньких хлопчатобумажных полотенца в холщовых мешочках, пара комплектов фланелевых портянок, компактный фонарик, жидкая пачечка японских ассигнаций, горсть мелочи, несколько швейных наборов, неплохой нож-айкути, фляга с дрянным вонючим саке, несколько опасных бритв, но похуже качеством, чем первая, плащ-палатка, четыре чистых записных книжки, пара тетрадей, шесть карандашей и два русских золотых червонца. Остальное в употребление было малопригодно, а большей частью – совершенно бесполезно для меня. Несколько комплектов чистого белья оказались банально малы. Ни одна пара ботинок тоже не подошла, Господь наградил меня приличной лапой.

– Ну что же… – опять вздохнул я. – На безрыбье и сам, того, раком станешь. Так, а это что?

В командирском планшете нашлась карта, примерно равная масштабом нашей двухверстке. Очень подробная, на отличной бумаге, правда, все названия были написаны иероглифами. Но самое интересно заключалось в том, что на ней был отмечен маршрут к какой-то определенной точке.

– Так… – Я разгладил карту на колене. – Дурацкие закорючки… Но ладно… Вот это Рыковское, это – Тымово, а это, скорее всего, – Дербинское. Река – Армудань, а эта… ну да, вроде Пиленга. Или нет? Черт, географию Сахалина знаю только с дрянной отечественной карты, которую краем глаза видел у нашего отрядного. Стоп, со слов Майи выходит, что мы как раз находимся где-то в этом треугольнике. Ну да… Получается, что маршрут проложен к заимке? То есть косоглазые маршировали именно сюда? И зачем? У кого бы точней узнать…

Я повертел головой, было собрался расспросить аборигенов, но потом понял, что из них собеседники никудышные, и поковылял к пристройке, откуда доносились заливистые вопли, будто Майя кому-то по живому ампутировала ногу. Двое волосатых, как медведи, айнов было попытались преградить мне путь, но стоило только нахмуриться, как они живо отступили в сторону.

Чуть позже стало ясно, что ноги никому не резали – это Майя просто принимала роды. И живо турнула меня прочь, безапелляционно и бесцеремонно, хорошо хоть не обругала.

Я лишь пожал плечами и вернулся на лавочку. Появление на свет нового раба божьего – дело интимное, мужикам незачем при этом присутствовать, а все эти новомодные манеры торчать папашам рядом с родильным столом – от лукавого.

Тьфу ты, какие еще новомодные манеры? Рожать вместе с бабами? Это где? Это когда? Поняв, что из меня в очередной раз выскочил кусочек информации, глубоко скрытый в подсознании, я махнул рукой. Ну да ладно…

Баба в пристройке продолжала орать, а айны вдруг образовали делегацию во главе с пожилым патлатым кряжистым мужиком и в полном составе подступились ко мне. Но близко не подошли, остановились в нескольких метрах и принялись почтительно кланяться.

– Ты… – Я ткнул пальцем в главного. – Иди сюда. Ближе. Вот так, достаточно. Какого черта вам надо?

Старик еще раз с достоинством поклонился, после чего, сдержанно жестикулируя, разразился длинной речью, изредка разбавляя ее русскими словами. Очень многое так и осталось непонятным, но кое-что распознать все-таки удалось.