Читать книгу - "Возроди меня - Тахира Мафи"

– Ого, – только и говорю я.

– То есть ты решила, что Касл ведет себя странно, когда он совершенно справедливо указал на то, что ты ничего не знаешь о своем бойфренде?

– Не будь злым, – тихо прошу я. – Кое-что я знаю.

Но я действительно знала очень мало.

Касл невольно наступил мне на больную мозоль – я бы покривила душой, сказав, что не интересуюсь, как Уорнер жил до меня. Я часто думаю о том дне – том ужасном дне – в прелестном голубом домике в Сикаморе, когда Андерсон выстрелил мне в грудь.

Мы были вдвоем – я и он.

Я не передала Уорнеру, что его отец сказал мне в тот день, но до сих пор не могу забыть его слова. Я убеждала себя, что Андерсон блефовал в надежде отвлечь меня и ослабить защитную силу, но сколько бы раз я ни анализировала тот проклятый разговор, меня не оставляло ощущение, что это могло быть сказано не ради эффекта. А вдруг это правда?

Я так и вижу улыбку на лице Андерсона. Я отчетливо помню музыкальные модуляции в его голосе – его забавляли мои страдания.

А он говорил тебе, сколько солдат хотело встать во главе Сорок пятого сектора, сколько прекрасных кандидатов у нас было? И среди них единственный восемнадцатилетний щенок!

Он рассказал, на что был вынужден согласиться, чтобы доказать – он достоин быть командиром?

Сердце тяжело стучит в груди. Я закрываю глаза. Легкие сжимаются в тугие узелки.

Он тебе говорил, что́ я заставил его сделать ради этого поста?

Нет.

Подозреваю, ему не очень хочется об этом рассказывать! Готов держать пари, он ненавидит вспоминать эту страницу своего прошлого!

Да, ненавидит.

А я ни разу не спрашивала. И наверное, никогда не захочу этого знать.

Не беспокойся, я не стану портить тебе удовольствие, сказал мне тогда Андерсон. Пусть он сам расскажет тебе все подробности.

И сегодня утром я услышала эту же фразу от Касла.

– Нет, мисс Феррарс, – отказался Касл, пряча взгляд. – Нет-нет, у меня нет права вам это сообщать. Мистер Уорнер должен сам рассказать о своей жизни.

– Не понимаю, – расстроенно сказала я. – Почему такая срочность? Отчего вас вдруг озаботило его прошлое? Какая здесь связь с положительным ответом из Океании?

– Уорнер близко знаком с лидерами Оздоровления, – ответил Касл. – Для этой политической элиты он почти член семьи. И ему многое нужно вам объяснить. Ответ Океании крайне необычен, мисс Феррарс, по одной простой причине: пока это единственный полученный вами ответ. Я не сомневаюсь, что этот шаг не только согласован с лидерами других держав, но и совершен с определенными намерениями. И вот эти намерения я пока разгадать не могу.

Меня бросило в жар. Челюсти сжались от плеснувшегося гнева.

– Вы же сами мне сказали обратиться к лидерам других континентов! Это была ваша идея! А теперь вы в ужасе, потому что кто-то нам ответил?! Что вы…

И тут я вдруг сразу все поняла.

Мои слова прозвучали тихо и ошеломленно:

– Боже мой, вы вообще не думали, что мне кто-нибудь ответит?

Касл с усилием сглотнул и ничего не сказал.

– Вы не верили, что кто-нибудь ответит? – повторила я.

Голос взлетел и зазвенел, как струна.

– Мисс Феррарс, вы должны понять…

– Что за игры вы со мной затеяли, Касл? – Кулаки сжались сами собой. – Что вы творите?

– Я не играю в игры, – заторопился он, бурно жестикулируя. – Я лишь хотел попробовать в порядке эксперимента…

В глазах у меня вдруг стало горячо. Ярость подступила к горлу, вибрацией прошлась по позвоночнику. Мне потребовалось немало усилий, чтобы сдержаться.

– Я уже давно не чей-то эксперимент, – раздельно сказала я. – И я хочу знать, что за чертовщина происходит!

– Вы должны поговорить с мистером Уорнером, – вздохнул Касл. – Он все объяснит. Вам предстоит многое узнать о реальном мире и об Оздоровлении. Время крайне дорого. – Касл посмотрел мне в глаза. – Вы должны быть готовы к тому, что надвигается. Вы должны узнать больше, и немедленно, прежде чем ситуация усугубится…

Я отвела взгляд. Руки дрожали от неизрасходованной энергии. Очень хотелось и даже остро требовалось что-нибудь разбить, что угодно, но я сказала:

– Это чушь, Касл. Полная чушь.

Он вдруг показался мне самым печальным человеком на свете, когда ответил:

– Я знаю.

* * *

После этого разговора я хожу с сильнейшей головной болью.

И мне отнюдь не стало лучше, когда Кенджи потыкал меня в плечо, заставив очнуться, и сказал:

– Я уже это говорил и снова повторю: у вас очень странные отношения.

– Ничего подобного, – огрызаюсь я.

– Странные, – отрезает Кенджи и отступает, оставляя меня стоять одну на пустой улице.

На ходу он приподнимает воображаемую шляпу. Я швыряю в него тенниской. И, естественно, промахиваюсь: Кенджи ловит мою тапочку и ждет в десяти шагах, пока я к нему доковыляю. Не нужно оборачиваться, чтобы представить усмешки на лицах солдат, следующих за нами на некотором расстоянии. Не сомневаюсь – мое назначение на пост главнокомандующего все считают нелепой шуткой. Да и почему бы им так не считать?

Прошло две недели, а я все как потерянная.

Полупарализованная.

Я не горжусь своим неумением собраться, не горжусь тем, что на поверку я оказалась не настолько умной и проницательной, чтобы править миром. Я не горжусь, что в минуты слабости, глядя на свой план работы на день, я с невольным восхищением представляю, насколько же организованным был покойный Андерсон. Каким образованным, каким на редкость одаренным…

Я не горжусь, что я об этом думаю или что в тихие утренние часы лежу без сна рядом с сыном Андерсона, измученная переживаниями, и почти мечтаю, чтобы Андерсон воскрес и снова взвалил на себя бремя, которое я украла с его плеч.

И все время одна мысль, одна неотступная мысль не дает мне покоя.

Может быть, я совершила ошибку…

– Алло, алло! Земля вызывает принцессу!

Я растерянно поднимаю взгляд. Что-то меня сегодня то и дело уносит в задумчивость.

– Ты что-то сказал?

Кенджи качает головой и подает мне мою тенниску. Пока я надеваю ее, Кенджи говорит:

– Ты вытащила меня на прогулку в такой мерзкий холод, чтобы игнорировать?

Я приподнимаю бровь. Он выжидательно поднимает обе свои.

– Колись, в чем дело, Джей! Это, – он показывает на мое лицо, – не может быть от странностей Касла с утра пораньше. – Он наклоняет голову набок, и я вижу искреннее беспокойство в его глазах: – Что случилось?