Читать книгу - "Исток - Владимир Михайлович Соловьев"

– Разрешите мне поухаживать за вами.

– С удовольствием… Да, пожалуйста… Нет, это – потом…

Юниор налил ей кофе. Рука не дрожала. А в груди бешено колотилось сердце. Ну и мир! Такие провокации! Еще секунда – и я выпил бы! И конец всему. Нет, не всему – мне конец. Сожгло бы. Пусть вода здесь и натуральная, но кофе наверняка такой, как и всё вокруг. Разорвало бы на кусочки. И Зое пришлось бы вместо завтрака наводить здесь чистоту…

– Чему вы улыбаетесь, Юниор?

– Так… может быть, тому, что вы подозреваете меня в обидчивости. Или в пристрастии к этикету.

– Не знаю… У вас могли быть какие-то… личные отношения с Георгом. Он, знаете, не из легких людей. Подчас с ним бывает трудно даже мне. И на работе иногда…

– На работе бывает все что угодно.

– И все же он не из легких… У вас не возникало с ним никаких осложнений?

– Из-за чего?

– Помните – на банкете мы танцевали с вами, потом еще немного поболтали…

– И что же? По-вашему, это могло ему не понравиться? Он говорил вам что-нибудь по этому поводу?

Зоя ответила не сразу:

– Сейчас как раз такой период, когда мы не очень много разговариваем. Когда он занят серьезной работой, дома он почти немеет. Нет, мне он не сказал ни слова. О нас с вами – я это имею в виду.

– Простите.

– За что же?

– Предложить вам еще что-нибудь?

– Благодарю, но я сыта. Не позволяю себе много есть. Пресловутая линия…

– У вас она, я бы сказал, идеальна.

– Спасибо за комплимент, но к такой я стремлюсь.

– Это так важно?

– Мужчине никогда не понять таких вещей. Не примите за упрек: у нас от природы разное мышление.

Милая девочка, сожалел Юниор, какая же ты природа? Ты – продукт даже не вторичный, а третьего порядка, а природа тут – то, что за куполом. Но насколько же ты приятнее той природы!

– Да, – сказал он со вздохом, – в этом смысле мы глубоко ущербны. И все же – разве мы не умеем ценить красоту?

Интересно, отметил он для себя, как-нибудь потом надо будет потолковать со специалистами. Точно зная, что она – всего лишь фикция, я веду себя с нею так, как если бы она была самой настоящей женщиной. Что это – влияние красоты? Но ведь в самом деле – настоящая, только происхождение ее не то и условия существования крайне ограничены: до поры, пока не снято поле. А во всем остальном – женщина. И с ней можно…

Эта простая мысль ударила его, как боксер, прямо в одну из самых уязвимых точек – и он поплыл в «грогги» и перестал дышать.

– Умеете, хотя и не все. И часто – не так, как следует. Слишком утилитарно. Венеру ведь вы не примеряли к себе в постели?

– Нет, – улыбнулся он.

– А просто женщину, если она красива?

– Но она ведь живая!

– Да. И поэтому ей поклонение еще нужнее.

– Вы правы, – сказал Юниор. – Но этому надо учить. Как и восхищению Венерой, кстати. – Он поднялся, отодвинув кресло. – Позвольте поблагодарить вас…

Зоя протянула руку, Юниор поцеловал ее и в очередной раз удивился точности работы программистов. Все, буквально все – даже запах духов, какими пользуются много лет подряд, так что он как бы въедается в кожу… А ведь еще несколько часов назад этой женщины не существовало в природе.

– И все же меня терзает совесть, – сказала Зоя. – Вы так и вышли из-за стола голодным.

– Не ваша вина. Я рад тому, что и не моя: я не простил бы себе, если бы обидел вас как хозяйку дома.

– Посидите еще. Я попытаюсь разбудить Георга, он ведь вам нужен…

Зоя снова ушла в дом. Юниор глядел ей вслед, размышляя. Не так-то просто было понять, что побудило Георга снять матрицу именно со своей жены. Желание, чтобы и в других мирах увидели ее, поняли, что такое красота в земном понимании (в понимании Георга точнее; но в этом случае никто, пожалуй, не стал бы с ним спорить). Может быть. Или… процесс матрицирования вовсе не так безвреден, как уверяли специалисты, и Георг не хотел подвергать риску постороннего? Кажется, времена трагической медицины давно миновали. И потом, Георг при всех приписываемых ему подлинных и вымышленных недостатках человек порядочный: нет никаких доказательств иного. Он прежде снял бы матрицу с самого себя. Может быть, он так и сделал? В таком случае Георг вскоре покажется в дверях, заспанный и немного злой. Странная была бы ситуация: фикция Георга приняла бы участие в испытании и, наверное, у нее возникли бы какие-то идеи по улучшению аппаратуры, создавшей его самого… Ну а если ни то и ни другое? Какие-то причины более личного порядка? Ходят слухи, что он смертельно ревнив. Остроумно было бы: создать фикцию собственной жены – для поклонения всех желающих, подлинник же держать поближе к дому. Да (фантазия обрадованно разыгрывалась, как жеребенок, выпущенный на никем не тронутый лужок), но можно представить, что фикция возвращается домой. А она неизбежно вернется домой, больше ей идти некуда, и потом – она его жена, и ее не убедишь в другом, их просто стало две абсолютно одинаковых женщины; она вернулась – и сможет ли Георг сам различить их? Нет, наверное: близнецы, по сути дела. И пришлось бы Георгу срочно выключать поле, чтобы разобраться: та, что останется, и будет настоящей. М-да, вот какие коллизии могли бы возникнуть. Нет, никакие личные интересы тут, конечно, не замешаны. Тут…

Зоя вышла из комнаты; она казалась слегка удивленной.

– Странно: в спальне его нет…

Юниор пожал плечами:

– Наверное, встал уже. Принимает ванну.

– Нет. Я посмотрела.

– А когда вы вставали – он еще спал?

– Н-не знаю… – Зоя чуть замялась. – Мы пользуемся отдельными спальнями. Но вечером он приехал, поужинал, ушел к себе и сразу лег, по-моему. Ушел… купаться? Мы бы его встретили. Может, отправился пройтись по парку?

– Вероятно.

– Я схожу посмотрю…

Зоя сбежала с крыльца. Юниор кивнул собственным мыслям. Никакой трагической медицины. Себя копировать Георг не стал. Он пребывает сейчас на Земле вместе с Зоей – настоящей, но теперь не единственной в мироздании.

Какая великолепная работа, просто не устаешь удивляться! Не только структура тела, организма, – в конце концов, об этом мог бы судить разве что сам Георг, – но и сознание воспроизведено до невероятного правдоподобия, до едва уловимых мелочей. Значит, учтены все потенциалы мозга, все рассчитано, а еще вернее – гениально угадано. Однако… не очень мне это нравится, Георг. Ведь обнаружив, что тебя нет, Зоя неизбежно будет потрясена, будет тяжко переносить все, что ей предстоит узнать о себе – фикции. Не кажется ли тебе, конструктор, что это жестоко? Как ни называй ее – фикцией или как угодно, – пока поле не убрано, она живет: чувствует, переживает… Или это месть? Месть той Зое, которая осталась там, с тобой? Месть – через копию, изображающую того, с кем человек опасался испортить отношения и предпочел, так сказать, лупить палкой куклу? Был, говорят, такой способ снятия стрессовых ситуаций… Это жестоко, Георг, как ни верти. Бедной молодой женщине будет нелегко. Да и мне с ней – тоже.