Читать книгу - "Французский палач - Крис Хамфрис"

Однако Фуггер не слышал сочувствия в вопросе, не ощущал дружеского пожатия. Рука, что держала его за воротник, была твердой и холодной. И глядел он не в участливые глаза, а в злые зенки, жесткие как сталь, смотревшие на него с одутловатого, покрытого пятнами лица. И голос друга вдруг зазвучал как зазубренная сталь.

«Что ты натворил, Альбрехт? Где ты был эти семь лет?»

«Я потерял руку, отец. А потом — твое золото. А потом…»

— Фуггер! Фуггер! — Его энергично трясли. — Сколько еще нам ехать по лесу? Через сколько дней мы будем в Мюнстере?

— В лесу мы проведем еще один день и одну ночь. Мы приедем на место около полудня следующего дня.

— Хорошо.

Жан отпустил Фуггера, похлопал его по плечу и отправился помогать Джануку, который пытался уговорить Хакона слезть с дерева.

Фуггер уселся под серебристой березой и прижался щекой ко мху, который ковром расстилался у ствола.

Мюнстер! Он сам предложил его в качестве места встречи, когда Бекк заявила, что приедет к ним в Германию, как только Авраам будет в безопасности. Напрасно Жан уговаривал ее дожидаться их в Венеции — она не согласилась. Именно в тот момент Фуггер и предложил им свой родной город. Он сказал, что там их примут, дадут денег на дорогу и свежих лошадей. Но только он один знал истинную причину, по которой предложил именно этот город. Только так он и мог вернуться домой. «Посмотри, отец. Видишь, чего я достиг? Видишь, кто мои спутники? Послушай, как они отзываются о моих достоинствах, о том, как мужественно я вел себя во время испытаний, через которые мы прошли. Я — участник славного дела, которое совершается ради протестантской королевы».

Нет! Это не годится. На такое объяснение ответ может быть только один. И неважно, что Фуггер — взрослый мужчина, что он учился в университете, говорит на пяти языках и читает Библию по-гречески. Он потерял семейные деньги. Он не оправдал доверия семьи. И Корнелиус Фуггер, как всегда, поднимет руку к потолку, туда, где зазор между деревом и известью. И вытащит оттуда ореховый прут. Он высоко его поднимет и…

* * *

Все было так, как говорил Фуггер. К полудню десятого дня после выезда из Марсхейма лес поредел настолько, что даже Хакона это устроило: он наслаждался видом горизонта так, как едва не утонувший человек наслаждается глотками воздуха. Вскоре они уже оказались среди возделанных полей и виноградников, которые напомнили Жану Луару. Тропа, по которой они ехали, слилась с более широкой дорогой, и даже дождь прекратился. Августовское солнце снова согревало землю.

Путники начали подниматься на вершину холма, который, согласно обещанию Фуггера, должен был оказаться последним и откуда откроется великолепный вид на город. Но не успели они достигнуть вершины, как раздался глухой удар, который заставил их придержать лошадей.

— Что такое? Что это было? — спросил Фуггер, который поначалу беззаботно двинулся дальше.

— Что скажешь, Джанук? — спросил Хакон у хорвата. — Кулеврина или что-то в этом роде?

Янычар покачал головой:

— По-моему, это больше похоже на бомбарду. У них какая-то непонятная страсть преследовать меня. Я слышал их три месяца, ночь за ночью, пока ваш император осаждал Тунис. Бах, бах, бах! Мне едва удавалось удовлетворять моих жен.

— Кулеврины? Бомбарды? О чем ты говоришь?

Фуггер вернулся и поставил своего коня рядом с остальными.

— Ну что ж, лесной дух, — в одну из ночей Хакон твердо уверился в том, что их проводник — демон, который ведет их к погибели, — если только твои переродившиеся мюнстерцы не прослышали о твоем приезде и не решили таким образом приветствовать тебя, то это — звуки города, который атакуют с помощью пушек. А вот это, — добавил он, — мушкетный бой.

Треск выстрелов, смешавшийся с тремя новыми ударами пушек, сопровождал их во время последних трехсот шагов, остававшихся до вершины холма. И вот они увидели хорошо знакомую картину.

Город раскинулся на трех холмах. Его стены поднимались и спускались по склонам, окружая его со всех сторон. Перед ними был вырыт ров, а в двухстах шагах ото рва протянулся земляной вал. Однако вал не был сплошным: он представлял собой цепочку бастионов и огневых позиций. Не оставалось никаких сомнений: город осажден.

Жан повернулся к Фуггеру, который был настолько поражен увиденным, что даже перестал дергаться.

— Вот в чем недостаток окольных путей. По дороге сюда мы ничего об этом не услышали. Кто мог напасть на Мюнстер?

Фуггер прищурился, стараясь разглядеть позиции осаждающего войска.

— Даже не знаю, Жан. Разве что… Вокруг города очень много бело-синих флагов. С золотыми крестами.

— Ну и что?

— Это знак… Погоди! Конечно! Епископ Мюнстерский! Тот, кто хотел прекратить Реформацию. Конечно! — Фуггер схватил Жана за локоть. — Подавить! Наш город первым высказался в пользу Лютера. Католический епископ пытается вернуть его обратно в лоно Римской Церкви.

— О, прекрасно. Как раз то, что нам нужно. — Жан вздохнул. — Еще одна война.

— Священная война! — проговорил Фуггер. Глаза у него вдруг загорелись.

— А что, бывают какие-то другие? — Губы Джанука улыбались, но взгляд оставался мрачными.

Жан отвел свою лошадь чуть в сторону и целую минуту непрерывно витиевато ругался. Вот и конец надежде на скорую встречу с Бекк, немедленный отъезд во Францию со свежими лошадьми и новыми деньгами Фуггеров. Возможно, Бекк еще не успела добраться до города, возможно, как раз в эти часы она подъезжает к нему с юга. Но они покинули Монтепульчиано полтора месяца назад и двигались вперед очень медленно, со скоростью кареты архиепископа. А потом им пришлось пробираться через бесконечный лес. Так что если Бекк ехала одна и быстро, пользуясь главными дорогами, то должна уже оказаться на месте. И ей пришлось принимать такое же решение. Решилась ли она войти в Мюнстер и появиться в доме Фуггера? Если они с Бекк здесь разминутся, то им придется долгие годы разыскивать друг друга по всей Европе. Они могут ночью проехать в дюжине шагов друг от друга — и так и не встретиться.

На назначенную встречу необходимо явиться, как бы трудно это ни было.

«И на самом деле, — подумал Жан, — выбора нет».

Повернувшись к остальным, он сказал:

— Мы можем только спуститься вниз и выяснить, из-за чего идет эта война. В город до темноты нам не проникнуть.

Фуггер пришел в ужас:

— Проникнуть в город? Что ты хочешь этим сказать? Как мы проберемся сквозь линию осаждающих?

Жан посмотрел на Хакона и Джанука и мрачно улыбнулся:

— Ну, для этого всегда найдутся возможности. Бекк уже наверняка выяснила это. Ну что, пойдем и поищем среди этого сброда старых товарищей?

* * *

Иоганнеса разыскал Хакон. Или, вернее, получилось наоборот: старый мушкетер-швейцарец заметил громадного скандинава, когда отряд Жана остановился в пятый раз, чтобы начать расспросы среди осаждающих. Жан снова пустился в россказни о том, как они, мол, приехали, чтобы стать добровольцами, когда из группы раненых, лежащих на земле, раздался зычный окрик: