Читать книгу - "На пути Орды - Андрей Горюнов"

Закопать яму было делом простым и недолгим. Подумав, что в случае дождей разрыхленная земля обязательно просядет, Сенька насыпал над ямой целый бугор, покрыв его затем дерном, который он накопал загодя, в шести верстах отсюда, на Синюхиной поляне, и привез на холм Придатель в двух огромных корзинах, притороченных справа и слева к седлу.

Оглядев проделанную работу как бы посторонним взглядом случайно забредшего сюда человека, Сенька остался доволен: «сроду не подумаешь».

Отъехав от холма на полверсты, он еще раз оглянулся и трижды осенил местность святым крестом: чтобы ларец не дался лиходею.

* * *

Алеша выключил миноискатель и снял с головы наушники.

– Тут! – решительно указал он себе под ноги.

– Ура! – в один голос воскликнули Катя и Дороня Вячеславна Луконина, известная в районе ворожея и колдунья, заслуженная пенсионерка РФ, бывшая учительница литературы и русского языка: – Прощай, бедная старость!

– Жизнь только начинается, Дороня Вячеславна!

Через двадцать минут саперная лопатка с надписью на черенке «ВЧ-1542» стукнула обо что-то твердое. На дне аккуратной прямоугольной ямки глубиной чуть меньше половины Алешкиного роста показалась крышка ларца.

– Давай, ныряй, а мы с Катей за штаны тебя подержим.

– Руками, Алешка, руками…

– Ларец!

– Ну, открывай, не тяни!

– Ой, что это?! – Катя повернулась к Алексею, чтобы узнать, что означает эта россыпь тусклых серебристых овалов, кружков и грузил, плохо описываемой формы, как вдруг с ужасом увидела совершенно мертвые глаза Аверьянова-младшего.

– Не то… – еле прошептал он синеющими на глазах губами…

– Алеша, тебе плохо? У меня корвалол есть…

– Не надо, Дороня Вячеславна, спасибо. Сейчас отпустит… Все. – Алексей кивнул, отдышавшись.

– Что с тобой?

– Тоска скрутила. …Мы нашли что-то другое, девочки…

– Это не клад? Не деньги?

– Нет, это клад. И это – деньги…

– Но они ничего не стоят? – высказала догадку Катя.

– Нет, почему? Миллиона два-три они стоят, – он вытер крупные капли пота, выступившего на лбу.

– Рублей? – уточнила бабушка Дороня. – Совсем неплохо, я считаю. Успокойся.

– Долларов, конечно!

Дороня Вячеславна аж присвистнула:

– Вот это да! …А что же ты не рад-то?!

– Да сами посмотрите: это вот серебреник Владимира Первого, это – серебреник Святополка. А которое «грузило» – так это киевская гривна начала тринадцатого века!

– Ну и что?!

– Так мы же клад искали девятого века! Де-вя-то-го!!!

– Ну, искали – девятого, нашли – тринадцатого… Какая разница!

– Нашли, опираясь на легенду девятого века? – ехидно спросил Алексей. – Куда тот клад делся, а? И откуда тут этот взялся?

– А может, тот клад кто-то откопал, а вместо него этот положил? – предположила Катя.

– Полный бред. Женская логика. Ты когда-нибудь слышала про такое? Читала где-нибудь?

– Нет, если честно.

– А вы, Дороня Вячеславна?

– А я, признаться, не только не слышала, а и вообще, – за всю жизнь настоящих денег, можно сказать, в руках и не держала.

– Ну, скоро вот подержите. Миллион не обещаю, но вроде того. Будет у вас и такой жизненный опыт.

– Ага, – кивнула старушка. – Я смолоду считала, в жизни все надо попробовать, на то жизнь и дадена. Вот сейчас, сколько же рекламы по телевизору ночью показывают! Засмотришься! А я со своим Митрофанычем, царствие ему небесное, только два вида секса и знавала, только два: оральный, конечно, во-первых,… ну и зевальный. То есть либо наорет в постели на тебя, – орать мастер был, ни с того ни с сего, – а то начнешь к нему ластиться, так прямо в лицо зевает! Ох, что же я мелю-то! Простите, детки! Умом от счастья тронулась.

– Ужас какой! – Катя, покраснев, отвернулась.

– Какой тут ужас! – возмутился Аверьянов-младший. – Вместо девятого века – тринадцатый, на том же месте, – вот где кошмар! И не уснешь! Картина мира рухнула! Как дальше жить?!

* * *

Инициативу упускать было нельзя. Начало светать, и теперь в любой миг дело могло перейти в активную фазу.

Заметив очередную группу ордынских разведчиков, появившихся на поле на весьма приличном расстоянии от Берестихи, Николай выехал к ним навстречу с мегафоном в левой руке, «марголиным» на правом боку, держа поводья и придерживая «Кедр», лежащий поперек седла, правой рукой.

Когда расстояние между ним и разведчиками сократилось до дальности полета стрелы, Аверьянов поднял руку, призывая к вниманию. Прикинув расстояние до опушки, Николай взял мегафон: он был уверен, что каждое его слово будет услышано не только разведчиками, но и всеми, кто скрывается на опушке.

– Ваш повелитель Чунгулай, – сказал по-татарски Аверьянов, – упросил меня продать ему это село, – Берестиху. Штурмовать ее он боялся.

От волнения Николай потерял вдруг нахрап, позволявший ему тараторить по-татарски со скоростью пулемета, делая при этом не больше трех-четырех ошибок в каждом предложении.

Но потерял ты нахрап или нет, а время пошло. Назвался клизмой – полезай в кузов, как говорится, а взял мегафон – говори!

Сейчас было очень важно, чтобы все ордынцы, все слышащие его воины Чунгулая верно его поняли. Путь для достижения этой цели виделся только один: говорить предельно простыми и короткими предложениями. Вместо нахрапа, свободного скольжения в дебрях чужого языка по наглому наитию следует призвать четкость, внятность, доходчивость. Простоту!

Говорить надо просто и предельно грубо. Это – питекантропы. Пещерный уровень. А наше дело – разъярить. Чтоб очертя головы кинулись в бой. Коротко. Грубо. Оскорбительно.

Утерев пот, выступивший на лбу от волнения, Николай продолжил по-татарски свою речь, мешая известные ему татарские и монгольские слова из обычного быта с монгольскими фразами из стандартного армейского лексикона двадцатого века.

Его речь в обратном переводе на русский звучала бы примерно так:

– Ты мне послы посылал, Чунгулай. Я им сказал: продам. Продам деревня. Эта деревня – тебе. Берестиха зовут. Понимаю тебя. Страшно драться тебе. Скорблю, Чунгулай. Ты обосрался со страха! Под куст! В лесу стоишь. Переброска сил с использованием особенностей местности. Страшно! Плохо! Комары, мошки, клопы жопа Чунгулай кусать: пообедать бы здесь! И кусаться! Все кусаться! Жопа болит, человеческий фактор сработал. В Берестихе хорошо ходить по нужде со страха, плохо в лесу под куст от ужаса! Жасмин-сирень-куст, комар как верблюд. Жопу грызет, зубы стучат. Я тебя понял! Боевой дух в полку упал, боеспособность подразделений понизилась в силу ряда моральных факторов. Не плачь, Чунгулай! Продам Берестиха! Не писай от страх! Продам!