Читать книгу - "Рудник - Галина Дмитриевна Гончарова"

ты, привыкли, что так можно…

Нельзя!

Отказываться от детей она не собиралась, даже от младшего, но проучить их стоило. Да и старшего тоже, потому что думать надо пустой головой. Плевать тебе было на родителей? Пусть что хотят делают, а тебе бы свою жизнь устроить?

А у тебя так много родителей, чтобы на них плевать? Эти надоели, так еще парочку заведешь? Тем более что мать-то тебя любит и заботится и любовника себе не искала, о вас думала, а не о том, как стареет и как надо время себе еще урвать, а то и яблок на стороне.

Вы мать отблагодарили?

Ну так и не обижайтесь – как аукнется, так и откликнется.

Рена Астрид уж смеялась, что можно с Элисон ничего за прокорм не брать, но тут возмутилась сама Элисон. Одна мысль, что она будет нахлебницей… рена Астрид ведь тоже не так богата! Сдавала бы она дом всяким Барбарам – было б лучше, только вот и репутация у дома была бы никакая. А она клиентов выбирает тщательно, потому и денег не так много. Это ведь – ДОМ.

А дом – это подвал, в котором и плесень бывает, и чердак, на котором щели, и сад, за которым надо ухаживать, и куча мелкого ремонта… расходов хватает, а доходов не так чтобы и много.

Так что…

Мороженого хотелось, но деньги были строго рассчитаны.

Ладно, потерпит она десять минут Слифта, не умрет.

– Шоколадное, рент Слифт. И с шоколадом.

– Прошу, рента Баррет.

Что хорошо усвоил рент Слифт: женщины обожают говорить о себе.

Только дай возможность, а уж она тебе сама все расскажет: и как она в детстве в куклы играла, и как в юности влюбилась или в нее влюбились, он по матери знал. Только спроси, а потом фонтан не заткнешь. Он и спросил.

– Рента Баррет, а в столице как жить?

– Дорого, – честно сказала Элисон, с удовольствием разворачивая ледяную сладость и впиваясь в верхушку. – Очень. Здесь дешевле.

– Наверное, в столице интереснее. Там музеи есть, выставки…

– Я училась. У меня не было времени.

– А чему вообще учатся маги?

– Разному. Не обижайтесь, рент Слифт, но в такой хороший день мне не хочется вспоминать учебу. А вы тут учились? – вежливо поинтересовалась Элисон.

– Мы с мамой переезжали…

– У вас очень неординарная мама.

В отношении мужчин постулат «Обожаю говорить о себе» тоже работал. Так что следующие десять минут рент Слифт разливался соловьем, рассказывая, какой он замечательный. Просто его не всегда могут оценить по достоинству, а он-то… ух!

Элисон это комментировать не стала.

Хоть ух, хоть ах…

Она искренне считала, что мороженое отработала. Мужчина все это время говорил, она слушала, а это тоже тяжкий труд. Особенно когда хочется просто посидеть в тишине. И когда тебе и рядом неинтересно, как мамаша Слифт переругалась со всеми, с кем могла, и ее отфутболили из последнего города, бедный Симочка едва успел образование получить. Сюда они приехали по распределению, поступила заявка на стажера, вот и…

Где учат на полицейских?

А на них не учат. Рент Слифт учился юриспруденции, хотел поступать в аспирантуру в столице, но из-за происков врагов…

Ох уж эти враги!

Везде пролезли и до всех докопались!

Конечно-конечно, всегда и везде возьмут блатных, родных, своих…

Элисон с этим бы даже согласилась, но… есть одно но!

В том же институте отлично понимают, что нужно не только по блату, но и результаты давать. Так что все идет примерно пятьдесят на пятьдесят. Половину берут своих, а половину – умных и талантливых, но действительно умных. А рент Слифт, как ей показалось, был не настолько талантлив. Он определенно неглуп, у него достаточно широкий кругозор, и собеседник он неплохой.

Но можно ли назвать его настоящим талантом?

Вряд ли.

Хотя Элисон точно утверждать и не могла. А вдруг она тут гения проглядела? Горе ей, о горе!

Вот рена Арисса точно уверена, что ее сынок – чудо, гений и счастье всего мира. Может, Элисон и правда чего-то недосматривает?

С этими мыслями девушка и вернулась в контору.

– Лисси, загляни ко мне!

Рена Ирэна в окно смотрела время от времени. Понятно, у нее и своей работы много, но хороший бухгалтер все успевает. У него сорок глаз – и расположены они кольцом вокруг головы, точно-точно. И то, что она видела, почтенной рене не понравилось.

– Лисси, тебя Слифт провожал?

– Ну да.

– Он тебе понравился?

Элисон честно подумала пару минут.

– Нет. Я просто не смогла устоять перед мороженым.

Ирэна хмыкнула. На улице и правда было жарко, так что аргумент она признала весомым. Не так приятен мужчина, как его подарок.

– Лисси, ты с ним будь поосторожнее, ладно?

– Он…

– Нет, не он. Его чокнутая мамаша. Ты ее сама видела, тебе ВОТ ЭТО рядом нужно?

– Вообще не нужно, – честно сказала Элисон, – я же с ума не сошла!

– Вот. А она ж мать! Она ж для своего чадушка горы свернет…

– И меня наизнанку вывернет.

– Да. Поэтому общайтесь только на людях, а лучше – в присутствии кого-то третьего. Ей-ей, целее будешь.

– Обещаю, – кивнула Лисси.

– Я знаю, что ты умничка, но вдруг?

Элисон честно пообещала, что никаких «вдруг» не будет. Даже если бы Слифт ей понравился до безумия, а этого точно не было, один взгляд на его маму – и девушке безумно хочется бежать куда подальше. Получить вот ЭТО в свекрови?

Тут пропасть есть?

Вот, в пропасти явно будет лучше, чем у Ариссы в пасти!

Ой, а вдруг этот полицейский на нее глаз положил?

Ой мамочки! Вот это ужас будет лютый! Элисон себе как такую картину представила, так ее аж заколотило. Не-не-не, не надо ей такое… Сложно привлечь мужское внимание?

А как сложно бывает от него отделаться!

Может, начать чеснок жевать? Говорят, помогает…

* * *

Спустя неделю Элисон и Робин опять сидели в том же кабинете. Элисон отметила, что маг выглядит намного лучше.

Понятно, остались и шрамы, и трость, и свободная одежда, и вредный характер, но Робину сейчас было не до внешности. Не до того, что о нем подумают.

Он был занят делом.

По всем стенам кабинета были развешаны таблицы, графики, формулы, чтобы далеко не искать, а Элисон с гордостью предъявили стопку первичек.

Девушка выборочно пересчитала восемь точек, не обнаружила ошибок и с уважением поглядела на Робина.

– Вы день и ночь работали, рент?

– Ну, – чуточку смутился мужчина. – Хотелось побыстрее…

– И поспать забывал, и поесть, хоть вы его, рента,