Читать книгу - "Шведский стол - Михаил Алексеевич Ланцов"

И начал просматривать отчеты…

Лев Кириллович продолжал эксперименты с железной пушкой. И у него уже даже начало что-то получаться. Во всяком случае пушка калибром 3,5-дюйма и длиной 18 калибров укладывалась в 23–23,5 пудов[3]. То есть, выходила аналогичная бронзовой 6-фунтовке. Только гарантированный ресурс выходил не около пятисот выстрелов, а около семисот. И ценой в три раза дешевле.

Долго их делали, правда.

Но так и до серийного производство пока не дошло.

Опыты.

Теперь Льву Кирилловичу предстояло отработать следующий этап — повышения ресурса. Для чего Алексей предложил ему попробовать забивать канал ствола угольной пылью. Томить так без доступа воздуха. Ну а потом закаливать.

Получится или нет — пока не ясно.

Но попробовать стоило. В надежде выйти хотя бы на ресурс в полторы-две тысячи выстрелов…

Много возни.

Оправданной возни.

Царевич не хотел раньше времени переходить на нарезную артиллерию. Просто потому, что промышленность России была для нее просто не готово. И если пушки еще она сделать могла. Их не так уж и много требовалось. А вот снаряды… Поэтому Алексей пока держался за технологию гладких стволов, стараясь выжать из них побольше. Ну и в процессе подготовить переход на нарезные, а возможно даже и заряжаемые с казны модели.

Обязательно. Непременно. Но потом.

Чтобы выжать побольше с гладкого ствола царевич устроил большие испытания. Посидел. Вынося самому себе мозг в попытках вспомнить хоть что-то. А потом сбагривал эти фантазии на полигон. Дескать, проверяйте.

И вот — очередной отчет…

Алексей сам того не ведая пришел к решениям, которые получили в 1807 году в России силами Ученого комитета по артиллерийской части.

Как картечь применяли в 1704 году?

Увязывали в единый картуз с пороховым зарядом, ставя между ними деревянный поддон. Эту практику завел еще Густав II Адольф во время Тридцатилетней войны.

Хороший вариант.

Дешево.

Сердито.

Практично.

Только вот дальше двухсот пятидесяти шагов огонь из 6-фунтовой пушки дальней картечью не оказывал почти никакого действия[4]. Во всяком случае так показывали практические стрельбы по щитам.

Это неплохо.

Даже хорошо.

А учитывая, что у вероятных противников в это время в основном в полевых баталиях применялись практически исключительно легкие полковые пушки — даже блистательно. Те дальше ста — ста двадцати шагов картечью обычно работать толком и не могли.

Но битвы при Нарве и Выборге показали результативность 6-фунтовых длинных пушек. А значит не требовалось быть Нострадамусом, чтобы предсказать их появление в армиях противника. Может более тяжелых и неповоротливых. Не это и важно. Куда важнее было делать следующий шаг для получения следующего этапного преимущества.

Пути было два.

Первый — заменять 6-фунтовые орудия 12-фунтовыми. То есть, делать примерно также, как и в оригинальной истории. Когда 12-фунтовки практически выдавили все остальное с полей к Наполеоновским войнам. Не полностью, но доминировали они там безраздельно.

Второй — как-нибудь повысить эффективность огня имеющихся систем. И Алексей попробовал пойти по этому пути.

Как итог, внезапно обнаружил, что если деревянный пыж заменить на железный, а картечь увязывать не тряпкой, а помещать в жестяной контейнер, то дальность действительного огня возрастет вдвое. При прочих равных[5]…

Раз.

И привычная-обычная 6-фунтовая пушка с длиной ствола 18 калибров стала результативно забрасывать картечь не на 150–180 м, а на 300–350. Сохраняя определенное действие и на 400.

Дальше-больше.

Алексей вспомнил как видел как-то в музее странную конструкцию. Крупная картечь собиралась вокруг стержня на железном поддоне. Только скреплялась не жестяным контейнером, а плоскими дисками с прорезями для упора картечин[6].

Как эта штука называлась он, разумеется, не помнил.

Точнее ее устройство тоже.

Только общее компоновочное решение. Однако методом проб и ошибок удалось эту конструкцию повторить. И она из той же 6-фунтовой пушки действенно била на добрые 600–650 метров[7].

Красота?

Еще какая!

И сам царевич воодушевился, и ребята на полигоне… А уже каким ошпаренным молодчиком носился Яков Брюс — не пересказать. Он просто не верил своим глазам.

Но и это еще не все, как любил говаривать Леонид Якубович.

Определенный кругозор позволил Алексею шагнуть дальше результатов работы того самого ученого совета 1807 года. Да, военная тематика не была его профилем профессиональных знаний. Особенно историческая плоскость. И он тут опирался только на кругозор и здравый смысл. В этот кругозор входили и музей. Именно там он подглядел всякие конструкции картечей, которые с трудом припомнил. И именно там он как-то видел снаряд с расширяющейся юбкой[8]. Общую идею он тогда не осознал, но запомнил. А тут решил поэкспериментировать. Зачем-то ведь эту штуку делали?

В результате поддоны на картечах получили со стороны порохового заряда «прокладку» в виде невысокого усеченного медного конуса. В обычном состоянии он не выходил за габариты унитарного картуза. Но при выстреле пороховые газы его распирали, и он закрывал зазор между каналом ствола и поддоном. Повышая обтюрацию и, как следствие, начальную скорость картечи на той же навеске пороха. Что «подкинуло» еще где-то по сотне метров к дальности эффективного картечного огня[9]…

Таким относительно нехитрым и неприметным образом получалось существенно поднять эффективность полевой артиллерии. Вряд ли кто-то из европейских наблюдателей придаст особое значение поддонам и контейнерам. Во всяком случае до первой большой кампании, где они раскроются, и то — не факт. Да, это несколько поднимало стоимость выстрела. Копеек на десять-пятнадцать. Но это того стоило…

А потом?

Это не так уж и важно. В конце концов у него в рукаве имелось еще достаточно козырей. Даже для улучшения гладкоствольной артиллерии. Та же шрапнель, а точнее шрапнельная граната.

А так… главное выиграть время.

Время…

Это было самым ценным ресурсом…

[1] Таки́я (араб. تقية‎ — букв. благоразумие, осмотрительность, осторожность‎) — исламский термин, которым обозначается «благоразумное скрывание своей веры», один из руководящих принципов шиизма.

[2] Касоги — один из экзоэтнонимов (внешнее название) предков адыгов. С XIII века он постепенно заменялся экзоэтнонимом «черкесы», каковой и держался до XX века. Лопухины (из которых мать Алексея) — это обрусевший черкесский (адыгский) род, Нарышкины (из которых мать Петра) — обрусевший татарский род. Мать Алексея Михайлович была из литовской шляхты. Мать Михаила Федоровича из обрусевшего рода, пришедшего «из немец» из Пруссии. Мать Филарета (отца Михаила Федоровича) из угасшего к 1704 году рода Горбатых-Шуйских, младшей ветви Шуйских, то есть, московских Рюриковичей.

[3] 23–23,5 пуда это 376–384 кг.

[4] В период Семилетней войны 1756–1763 годов расчетам русских 12-фунтовых пушек разрешалось открывать огонь картечью не далее 120 сажень (212 м).

[5] В 1807 году была составлена «Таблица сравнительным выстрелам картечью с деревянным и