Читать книгу - "Война в небесах - Дэвид Зинделл"

— Разве я купец, чтобы заключать такие сделки? — ответил на это Данло, взглянув Бенджамину в глаза.

— Нет. Но ты человек, а людям порой приходится делать трудный выбор.

— Я свой выбор уже сделал. Никогда не убивать, никогда…

— Ты мужчина, который мог бы возглавить других мужчин. И женщин, — быстро добавил Бенджамин, взглянув на Поппи, Зенобию и Лизу Мей. — Ты представляешь хотя бы, сколько людей готовы пойти за тобой?

— Пойти за мной… чтобы убивать?

— Разве ты сам не готов убить немногих, чтобы многие могли жить?

— Нет..

— Если бы судьба предоставила тебе такой выбор, разве ты не убил бы Ханумана, чтобы избавить от голода сотню детей?

— Хануман был самым близким моим другом.

— Только один человек, Данло! Ты не готов убить одного человека, чтобы помешать десяти тысячам других погибнуть на этой дурацкой войне?

Данло закрыл глаза, считая удары своего сердца.

Бум, бум, бум, бум.

— Один человек против десяти тысяч, Данло. Безумный и злой человек.

Бум, бум. Стучит молот судьбы.

Данло открыл глаза и посмотрел на Бенджамина.

— Мне жаль, но я не признаю таких расчетов, когда речь идет о чьей-то жизни. Либо убивать нельзя, либо можно. Я верю, что нельзя.

— Никогда?

— Никогда, — сказал Данло, но тут его глаза затуманились сомнением: он увидел у себя на руках маленького мальчика с лицом, искаженным от боли и голода. Мальчик был очень мужественный, очень гордый, но жизнь угасала в нем, и Данло видел, как меркнет свет в его глазах — глубоких и синих, как вечернее небо. — Нет, — прошептал Данло, — нет, нет.

Бенджамин, уловив этот момент его слабости, положил руку ему на плечо и спросил:

— Так ты согласен возглавить нас?

— Нет. — Данло все еще смотрел в эти синие глаза, глядящие на него из глубин памяти и времени. — Сила души, ее огонь — должен быть способ.

Бенджамин, неверно поняв его, метнулся к одному из столов, инкрустированных лазурью и золотом, выдвинул его ящик и достал лазер.

— Вот как проявляется сила души в мире, населенном такими, как Хануман, — заявил он, протягивая оружие Данло.

— Нет, — снова пробормотал тот.

Бенджамин опустился на колени, держа лазер в протянутых к Данло руках.

— Возьми его, Данло.

Поппи, Карим, Масалина — все смотрели на Данло с надеждой, и в их молчании тоже слышалось: возьми. Джонатан и Зенобия затаили дыхание. Лиза Мей, всей душой преданная миролюбивому Джонатану, тоже, видимо, втайне желала, чтобы Данло взял этот лазер, и объединил заново две половинки Каллии, и победил Ханумана.

— Пожалуйста, Данло, — сказал Бенджамин, протягивая ему блестящий ствол.

— Пожалуйста, — подхватили Поппи, Масалина и Карим.

Пожалуйста, папа.

Голоса звучали внутри и снаружи, из далекого прошлого и неосуществленных еще мгновений. Тысячи пар глаз смотрели на Данло — карие глаза Джонатана, и зеленые Бенджамина, и много, много других. Но только одни не давали ему покоя — их тайный свет, их синева внутри синевы; смотреть в эту ужасную и прекрасную синеву было до того мучительно, что Данло хотелось вырвать собственные глаза.

Пожалуйста, папа.

Целую вечность Данло смотрел на блестящий в предвечернем свете лазер и наконец сказал:

— Не могу.

— Твой отец взял бы лазер, — заметил Бенджамин. — Если он когда-нибудь вернется — а я верю, что так будет, — он сделает то, что необходимо.

— Я… не мой отец.

— Это точно. — Бенджамин вздохнул и вернулся на свое место в кругу.

Пожалуйста, отец, безмолвно взмолился Данло. Пожалуйста, вернись и положи конец безумию, которое ты же и начал.

— Хануман, как ни странно, тоже проповедует, что твой отец вернется, — сказал Бенджамин, как будто прочел его мысли. — Но если это случится, Хануман первый пожалеет, что он вернулся.

— Напрасно ты думаешь, что Мэллори Рингесс применит к Хануману насилие, — сказал Джонатан.

— Мэллори Рингесс умел применять силу, когда надо, разве нет? Он не был непротивленцем и перед убийством не останавливался.

— Сострадание ему тоже было свойственно, — сказал Джонатан, — Если бы он вернулся, то уж как-нибудь разобрался бы с Хануманом без смертоубийства.

— Он стал бы алмазным окном, через которое Хануман увидел бы свои глубочайшие возможности, да?

— Почему бы и нет?

— Маяком бы стал, да? — не унимался Бенджамин. — Ты правда думаешь, что Хануман, только лишь взглянув на сияющий лик Мэллори Рингесса, сразу устыдится и уничтожит свою ложную религию?

Джонатан, взглянув на Зенобию и Лизу Мей в поисках поддержки, сказал:

— Это не так уж важно, как поступит Хануман. Мэллори Рингесс, вернувшись, скажет людям правду о себе, и религия, именуемая рингизмом, перестанет существовать.

— Ты действительно в это веришь?

— По крайней мере она перестанет существовать в теперешнем своем виде. Мэллори Рингессу стоит только войти в собор и научить божков вспоминать Старшую Эдду. Он может устроить калла-церемонию для всего города — представляешь, как миллионы человек на всех глиссадах и ледянках передают друг другу чаши с каллой?

— Да, это красиво. — Данло впервые за день увидел, как Бенджамин улыбается. — Очень красиво.

— Хорошо бы он правда вернулся, — тоже заулыбавшись, сказал Джонатан. — Я никогда его не видел, и мне очень хотелось бы знать, действительно ли он стал богом.

— Мне тоже. Но он не вернется — если бы он мог, то давно бы это сделал.

— Мы с тобой согласны хотя бы в том, что надеяться на это нечего.

Бенджамин вздохнул, глядя на Данло.

— Эта твоя сатьяграха, сила души, — красивая, конечно, идея. Хотел бы я придумать, как использовать ее против Ханумана, да не могу.

Данло достал из кармана свою флейту и выдул из нее единственную тихую ноту. И пока он дышал в длинный бамбуковый ствол, глядя на Бенджамина, одна мысль вдруг распустилась в нем, как огнецвет на солнце.

— Хороший ты человек, Данло, — снова вздохнул Бенджамин, — но ты не твой отец. Боюсь, тебе придется выбирать между путем Джонатана и моим.

Я — не мой отец.

Настала очередь Джонатана убеждать Данло в мудрости своего пути. Он сказал, что в Старом Городе, у Огненного катка, для Данло приготовлена квартира. Он, Джонатан, проведет его туда тайно, и Данло будет собирать там людей, чтобы заниматься с ними вспоминанием Старшей Эдды. По ночам Данло сможет выходить на улицу и посещать каллистов по всему городу. Он станет для них светочем, алмазным окном, живым воплощением принципа сатьяграхи.