Читать книгу - "Падальщик - Ник Гали"

На полу проснулась и закудахтала курица.

— Быстрее, прошу вас! — послышался впереди умоляющий голос хозяина, — Скоро рассвет.

Стараясь не угодить ногами в беспорядочно расставленные на полу ведра, гости поспешили пройти за хозяином к еще одной двери, ведущей в третье помещение, выгороженное в Большой Зале Приемов бывшего замка Висконти.

Здесь было уютно. Огороженное ширмами и книжными шкафами пространство освещалось тремя факелами, загодя кем-то зажженными; ступни входящих мягко принимал толстый красный ковер; по стенам, убранным разноцветными шелковыми шторами, висели во множестве карты, чертежи зданий, рисунки… Посередине комнаты, у стола с ворохом загибающих углы бумаг, стояло высокое черное кресло, — спинка его была украшена огромными бычьими рогами; чуть дальше разместились несколько треножников с незаконченными картинами и шкаф книгами, о который опиралась, уткнув волнистый нос в корешки, лира.

Войдя, хозяин поставил свечу на стол и обернулся к монаху, — лицо того по-прежнему скрывал капюшон.

— Я полагаю, раз вы здесь, вы готовы нам помочь. Понимаете ли вы вполне свою задачу?

Монах, который до того горбился, вдруг выпрямился и оказался неожиданно высок и строен. Он молча опустил капюшон.

— Поразительно! — хозяин оценивающе прищурил глаза, — Сходство почти абсолютное.

— Мы уже обо всем поговорили, Учитель, — почтительно сказал из-за спины монаха горбоносый. — И обо всем договорились.

— Прекрасно. Тогда остается только отдать ее вам.

Он отвел взгляд от лица монаха, рывком снял с плеч и бросил в кресло бархатную накидку. Оставшись в одной льняной тунике, подвязанной веревкой, он прошел в глубь кабинета к ширме между двумя шкафами.

— Сюда, — открыл он незаметную за занавесом дверь в ширме.

Двое, не задавая вопросов, вновь последовали за ним в образовавшемся за ширмой темный узкий проем.

Новый отсек, так же как и предыдущие два, пребывал в беспорядке, но завален был предметами не художественного, а инженерного свойства. Пахло железом и машинным маслом; из Умнеющей массы, словно часовни и колокольни над ночным городом, торчали передаточные механизмы с колесами и шестериками, лебедки с воротами и жилами веревок, перекладины кранов со свисающими, будто языки чудовищ из пасти, крюками. Между конструкциями в беспорядке стояла деревянная мебель, на ней темными горами были навалены пыльные колбы, горшки, котлы…

Двое гостей никогда бы не смогли сами найти проход в этой свалке, но хозяин уверенно повел их сквозь завалы одним ему известным путем. Идти приходилось то пригибаясь, то поворачиваясь, то вовсе перелезая через загроможденные мусором пыльные столы; звенели, разбиваясь о каменный пол, склянки…

Наконец все трое вышли к внутренней галерее. Здесь было относительно свободно; высокие толстые колонны подпирали темноту сводов; у одной из колонн тот, кого называли Учитель, остановился и показал рукой на бесформенную кучу, лежащую на темных плитах.

Глаза горбоносого радостно блеснули:

— Это она?

Учитель кивнул:

— Берите.

Подойдя к куче с двух сторон, гости нагнулись, ухватили ее, подняли — усилие их было явно больше, чем требовалось, бесформенная масса, стремительно взлетев вверх, накренилась, из-под покрова раздался едва слышный мелодичный звон.

— Осторожнее!..

Хозяин застыл с вытянутой рукой. Монах с горбоносым замерли, — звон прекратился.

— Прошу вас! Она очень хрупка!..

Седой помедлил несколько секунд, потом повернулся и прошел вдоль стены с колоннами к маленькой запертой изнутри на засов двери. Он отворил ее и посторонился, пропуская гостей впереди себя, затем сам вышел на блестящий инеем двор. Холодный воздух рванул на нем тунику, разметал седые кудри на голове. Человек обхватил себя руками за плечи и пошел вперед; подошвы рыжих! сапог захрустели по затянутым тонким слоем льда камням…

Горбоносый с монахом потащили предмет туда, где блестящий изморозью лунный свет отражался в мелких каплях пота на крупе гнедой лошади. Рядом с лошадью стоял, подрагивая кожей, запряженный в повозку мул. Горбоносый с монахом дошли до повозки, осторожно приподняли мешок… Из-под него снова раздался мелодичный звон, словно тихонько пропели, чокнувшись, хрустальные бокалы. Двое на миг застыли, затем, кивнув друг другу, бережно погрузили мешок на повозку.

Монах пошел отвязывать мула; горбоносый вернулся к хозяину, — тот в хлопающей на ветру тунике стоял, широко расставив ноги на белых камнях.

— Сходство поразительное, — прокричал хозяин сквозь ветер горбоносому, одобрительно кивая на монаха. — Он похож на тебя как две капли воды! Скажи, ты уверен в нем?

— О, да! — запахиваясь в плащ, крикнул горбоносый в ответ. — Я научил его паре трюков, он сможет вполне убедительно изобразить меня. Кроме того, мы хорошо ему заплатим.

Седой кивнул.

__ Вы поедете вместе?

__ Только до Генуи, так безопаснее. Там меня увидят в последний раз.

Человек в колышущейся на ветру тунике, нагнул голову с седыми кудрями и отстегнул от ремня тетрадь в кожаном переплете.

— Здесь самое важное.

Горбоносый бережно принял тетрадь, спрятал ее под плащом.

— Возьми и это, — хозяин снял с пальца перстень с зеленым камнем и на ладони протянул его горбоносому. — Передай им все вместе.

Он поморщился, — но не от ветра, а от того, что вспомнил что-то неприятное.

— Я забыл сказать тебе. Когда я ждал тебя на крыше, мне опять был знак — лист прилепился к губе… Помнишь коршуна?

— Если он захочет прийти…

— Уже не если. Он придет.

Горбоносый с серьезным видом кивнул:

— Но ты дал нам ее — теперь мы готовы.

— Езжайте.

Они обнялись. Томмазо отвязал поводья, легко сел в седло и тронул замерзшие бока лошади шпорами. Монах в повозке встряхнул заиндевелыми поводьями.

Скрипнули по гравию колеса, повозка и всадник двинулись к задним воротам.

Некоторое время хозяин, держась за стремя, шел рядом с лошадью. У ворот он отпустил руку, — повозка выкатилась за ворота и застучала по булыжной мостовой; копыта лошади в морозной ночи высекали из камня четкий звук.

— Уезжай и ты быстрее. Учитель! — повернулся сидящий в седле к хозяину. — Французы будут здесь скоро — не следует тебе попадать в свару между королем и Мавром!

Седой ничего не ответил — В трепещущей на холодном ветру тунике, обхватив себя руками за плечи, он смотрел вслед отъезжающим. Лишь когда те достигли поворота, он, вдруг как будто что-то вспомнив, сделал движение, словно хотел поймать удаляющуюся повозку и всадника рукой.

— Томмазо! Я нарисую ее, скажи им! Я нарисую ее настоящую, такой, какая она будет!