Читать книгу - "Знак Единорога. Рука Оберона - Роджер Желязны"

В последний раз я видел такую за день до битвы, в которой пал Эрик. Я тогда вел свой отряд вверх по тыльному склону Колвира, и тварь разорвала пополам парня по имени Ралль, прежде чем ее изрешетили из автоматов. Та гадина в длину была около двенадцати футов и, как и эта, имела человечье лицо при львиной голове и плечах; у нее тоже были крылья вроде орлиных, сложенные вдоль туловища, а длинный скорпионий хвост извивался в воздухе сверху. Сколько-то таких тварей тогда пробралось из Тени и шли по нашему следу, пока мы готовились к бою. Свидетельств того, что их пригнали сюда специально, на тот момент не было, но больше ни об одной не сообщали, и ни одна не появлялась в окрестностях Амбера. Эта явно сбежала в Арден и с тех пор обитала в лесах.

Еще один взгляд, и я понял, что меня в любую минуту могут просто стащить с седла, если я чего-нибудь не предприму по этому поводу. Кроме того, вниз с холма катилась темная лавина собак. В мантикорьей мыслительной деятельности и психологии я не эксперт. Большая часть летучих тварей не станет нападать на то, что им не мешает, инстинкт самосохранения у них превалирует. С другой стороны, не факт, что мантикора вообще осознает, что за ней охотятся – вполне возможно, что она сама отправилась за добычей, а Джулианова компания подоспела позднее. У нее вряд ли в голове удержатся сразу две мысли. И сейчас уж точно не время задерживаться и прикидывать варианты.

Я вытащил Грейсвандир и развернул коня влево, натянув поводья.

Барабан пронзительно заржал и резко взвился на дыбы. Я почувствовал, что заваливаюсь назад, так что пришлось поскорее соскочить на землю.

В тот момент я напрочь позабыл о резвости штормодавов, забыл, как легко они тогда обогнали «Мерседес» сестрицы Флоры, на котором тогда ехали мы с Рэндомом, забыл, что в отличие от обычных псин, гоняющихся за автомобилями, эти начали раздирать машину на части.

Так что внезапно они накинулись на мантикору, напрыгивая и кусаясь, всей дюжиной или около того. Тварь запрокинула голову и издала еще один жуткий вопль. Смертоносный хвост хлестнул, отбросив одного пса и то ли оглушив, то ли прикончив еще двух, а мантикора встала на дыбы, отбиваясь передними лапами.

Еще одному штормодаву, что вспрыгнул ей на спину, досталось хвостом, а вцепившегося в лапу второго тварь разорвала надвое. Но к этому моменту на ней уже было две дюжины кровоточащих ран, и одна из лап уже не то что для удара не годилась – сама по себе подгибалась, не выдерживая тяжести могучей туши. Тем временем очередная псина вскочила на спину мантикоры и вцепилась в загривок, и добраться до нее было нелегко, а еще одна напрыгнула справа и распустила на ленточки ухо. Две другие повисли на ляжках, тварь взметнулась на дыбы, и еще одна псина метнулась вперед и стал рвать ей брюхо. Кажется, визг и рычание штормодавов оглушили мантикору, и она продолжала бешено отбиваться от мечущихся вокруг серых теней.

Я поймал Барабана за узду и попытался как-то успокоить его, надеясь снова сесть в седло и убраться отсюда к чертовой матери. Однако конь норовил встать на дыбы и вырваться, нелегко было хотя бы просто удерживать его на месте.

Тем временем мантикора, издав пронзительный и печальный вопль, ударила вслепую – метя в того пса, что вцепился ей в загривок, и случайно вогнала жало себе же в плечо. Собаки мгновенно воспользовались оплошностью и атаковали, выискивая слабые места, кусаясь и терзая.

Наверняка они и сами бы прикончили мантикору, однако в этот момент на вершине холма показались всадники и начали спуск. Их было пятеро, во главе – Джулиан в своих белых чешуйчатых доспехах. На шее у него висел охотничий рог. Как обычно, под седлом у него был громадный жеребец Моргенштерн, который издавна ненавидел меня. Джулиан отсалютовал мне длинной пикой, потом опустил оружие и отдал приказ собакам.

Штормодавы, заворчав, отстали от жертвы. Даже тот пес, что сидел у мантикоры на спине, ослабил хватку и соскочил на землю. Все они отпрянули в сторону, когда Джулиан взял копье наперевес и пришпорил Моргенштерна.

Мантикора обернулась к нему с воинственным воплем и, оскалив клыки, прыгнула вперед. Они сошлись, и на мгновение мощное плечо Моргенштерна перекрыло обзор. Еще миг, и по поведению жеребца я понял, что удар Джулиана был точен.

Моргенштерн развернулся, и я увидел распластанную на земле мантикору, на груди твари от древка-стебля растекались кровавые лепестки.

Джулиан спешился. Сказал что-то остальным всадникам – я не расслышал, что именно, однако они остались в седлах. Посмотрев на корчащуюся в агонии мантикору, Джулиан скользнул взглядом по мне и улыбнулся. Шагнул к твари вплотную, уперся ногой в тушу и рывком высвободил застрявшую пику. Потом вонзил ее в землю и накинул на древко поводья Моргенштерна. Потрепал коня по холке, вновь посмотрел на меня и шагнул мне навстречу.

Когда он подошел совсем близко, первыми его словами были:

– Зря ты убил Белу.

– Белу? – переспросил я.

Он посмотрел вверх. Я проследил за его взглядом. Ни одной птицы в небе не кружило.

– Он был моим любимцем.

– Мне очень жаль, – сказал я. – Я не разобрался в обстановке.

Он кивнул:

– Ну ладно. Раз уж я тебе слегка помог, будь добр, расскажи, что там случилось после того, как я убрался из дворца. Бранд выжил?

– Да, – ответил я, – и по этой части с тебя сняты все подозрения. Он сказал, его пырнула Фиона. Однако ее мы допросить тоже не смогли: она той же ночью исчезла. Как это вы с ней не столкнулись лбами в темноте?

Джулиан улыбнулся:

– Я примерно так и думал.

– Но зачем ты бежал при столь подозрительных обстоятельствах? Тебя это выставило не в лучшем свете.

Он пожал плечами:

– Мне не впервой быть на подозрении по ложному обвинению. Кстати сказать, если брать в расчет и намерения, я виновен немногим меньше нашей сестрицы. Я бы сам это сделал, если бы сумел. У меня и кинжал тем вечером был наготове, просто меня оттеснили назад.

– Но почему? – спросил я.

Джулиан засмеялся.

– Почему? Да я просто боюсь этого гада, вот почему! Я так долго думал, что он мертв, и сильно надеялся, что наконец-то те темные силы, с которыми он заигрывал, взяли свое. Ты сам-то много о нем знаешь, Корвин?