Читать книгу - "Сверхдержава - Андрей Плеханов"

— Как — не удастся? — Краев напирал. — Он лично сказал мне, что я могу звонить ему в любое время дня и ночи. Лично! Он даже оставил мне специальный аппарат для связи с ним…

— Это какой же аппарат? Который вы случайно забыли в туалете, нечаянно прикрепив его клейкой лентой к сливному бачку? В чем же тогда проблема? Возьмите его и свяжитесь со спецсоветником Жуковым.

Краев решительно направился в туалет. Заглянул за бачок. Никакой портативной рации там, естественно, не было. Об этом уже позаботились. Последний козырь выпал из его рукава и исчез в унитазе со звуком сливаемой воды.

Всегда так.

— Значит, так. — Краев вышел из туалета, демонстративно застегивая ширинку. — Пока я не увижу Илюху Жукова, никуда не поеду. Хоть на куски меня режьте. Если вы меня выпихнете из страны без его ведома, он вам потом головы поотрывает. Он это может. Я его знаю!

— Николай Николаевич… — Человек достал папиросу, древнюю папиросу «Беломор», постучал ею об стол, вытряхивая табачные крошки из бумажного мундштука. — Вы что же меня — совсем не припоминаете? Никаких воспоминаний в вашем мозгу не колышется?

Он смял мундштук положенным образом, сунул папиросу в правый угол рта, достал зажигалку, сделанную из армейской гильзы, и прикурил. Смачно выпустил облако густого вонючего дыма.

— Колышется, — произнес Краев слабым голосом. — Вы — Домогайко?

— Он самый и есть.

Краев вспомнил все сразу. И «Беломор», и манеру эту стучать папиросой по столу, и гильзу эту с матерной гравированной надписью. Подполковник Домогайко. Имя и отчество, конечно, забылись, но вот попробуй-ка забудь такую фамилию. Домогайко, значит? Правая рука Давиды во всем, что касалось связей со спецслужбами. Человек, от неизменной вежливости которого у Краева волосы дыбом вставали на голове. Да, Краев создал президента и посадил его на трон. Но президент не просидел бы на этом троне ни дня, если бы не Домогайко и подобные ему. Они вытащили страну из войны, которая последовала за выборами. Они навели в стране порядок. Они знали, как делать свое дело. И на пути их лучше было не вставать.

— Ну хорошо, — сказал Домогайко, кивнув собственным мыслям. — Я скажу вам кое-что, хотя вряд ли это улучшит вам настроение. Я видел Илью Георгиевича. Видел только сегодня. Да что там говорить — только час назад я его видел. Он сказал мне, что едет домой спать и просит его не беспокоить. И еще… Он был очень недоволен. Он был очень сердит — я бы так сказал. Он сказал мне: «Отправь Колю домой, в его чертов Эссен. За наш счет. Я сейчас не хочу его видеть. Мы свяжемся с ним попозже. Через несколько месяцев». Как видите, Илья Георгиевич очень добр. Он не отрезает вам пути в Россию. Просто вы доставили ему немало неприятностей. И нужно время, чтобы все это улеглось.

— Соедините меня с ним! — Надежда вспыхнула последним призрачным огоньком. — Соедините! Пожалуйста! Я ему все объясню…

— Послушайте, Краев! — Домогайко встал, сделал шаг к Николаю, и тот вдруг осознал, что Домогайко выше его, маленького, на полторы головы. — Вы хоть понимаете, что все это означает? Ладно, я объясню вам. Означает это только одно: что друг ваш старый, Жуков, поступил благородно. Снова прикрыл вас. Прикрыл собой, своей репутацией. Я ценю это. Вы, похоже, этого не цените. Вы плохо понимаете добро, которое для вас делают. Только вот что я вам скажу: бегите, Краев. Так, чтоб пятки сверкали. Считайте, что вам повезло. И не дай вам Бог снова попасться на мои глаза…

Надежда умерла, не успев сделать последнего вздоха. Краев стоял и не мог разжать губы, сведенные спазмом. Никак не мог произнести того, что должен был.

— Ну? Что же вы молчите? Жду вашего положительного ответа.

— Ладно. — Краев сам едва слышал свой неживой голос. — Я уезжаю. Илье… Привет передайте…

— Вот это уже речь здравомыслящего человека. — Домогайко удовлетворенно затянулся папиросой. — Значит, так. Завтра за вами заедет ваша сопровождающая, Таня. Она отвезет вас в аэропорт. Посадит на самолет. Мы хотим, чтобы все было гладенько, без этих чумных страстей. Вы для нее — все тот же профессор Шрайнер. О ваших приключениях она ничего не знает. И советуем вам ничего не рассказывать на эту тему. Она все равно не поверит — в крайнем случае решит, что вы сбрендили. Пойдет?

— Да. Конечно.

— И этот гребень ваш на голове… Что-то остромолодежное? Стариной решили тряхнуть?

— Это «стегозавр».

— «Стегозавр»… Любопытно. Паричок вам оставить? Чтобы прикрыть это безобразие.

— Оставьте.

— Ну вот и все, пожалуй…

— Подождите! — задыхаясь, просипел Краев. — Можно последнее мое желание? У осужденных на казнь ведь есть такое право…

— Право? — В голосе Домогайко появились первые предвестники раздражения. — Ну что там еще?

— У меня проблемы. Не могу я ездить на этих ваших эмобилях. Тошнит меня от них. У меня от них клаустрофобия. Мне надо слышать звук мотора, иначе мне все время кажется, что сейчас мы врежемся… Ну вы же знаете, что я не совсем нормальный…

— И что?

— У вас найдется обычная машина? С бензиновым двигателем? Немецкая? «БМВ» какой-нибудь?

— Ладно, найдем. — Домогайко смотрел на Краева как на окончательного психа. — Будет вам «БМВ».

— А Таня умеет водить такую машину?

— Умеет. Она все умеет…