Читать книгу - "Завтрашняя запись - Стив Миллер"

— Кто вы?

— Привратница, — ответила она, возвращая чашку на столик. Повернувшись к нему, она отодвинула капюшон назад, чтобы ему ясно стало видно ее лицо. — Привратница Телио. Это место — Грот Телио, где отдыхает Каратель… меж временами. Целители перевязали твои раны, а певцы возносят за тебя молитвы. Грот — это убежище. Здесь нет нужды в дурных снах.

— В дурных снах…

Он нахмурился и чуть повернулся на постели, словно пытался заглянуть ей за спину. Угадав его намерение, она отошла в сторону.

— Каратель по-прежнему с тобой. Смотри — вот он… Он дернулся всем телом, будто хотел вскочить с лежанки, только в мехах запутался.

— Уберите его!

Привратница воззрилась на него:

— Что говорит Трезубцедержец?

— Я сказал: „Уберите его“, — повторил он с ужасающей четкостью, и его невероятно большие глаза блестели от лихорадки — или возбуждения, которое иногда нападало на тех, кто носит Трезубец. — Он мне не нужен. Он принадлежит Телио — и я вернул его Телио. Мы с ним в расчете! Где Корбиньи?

Привратница облизала губы, гадая, простая это горячка или нечто зловещее и непостижимое для смертных.

— Я… — начала она, собираясь сказать, что сходит за одним из Пяти, но не успела договорить.

— Анджелалти! — Две большие руки просунулись мимо нее, легли Трезубцедержцу на плечи и решительно уложили его на меха. — Лежи тихо. Так мужчине вести себя не подобает.

— Ты! — обжег его взглядом Трезубцедержец. — Тебе известна его история! Кому, как не тебе ее знать! Ты хочешь видеть меня безумцем, на руках которого кровь легиона мертвецов? Это и есть твоя дружба? — Он вывернулся из удерживавших его рук и сел, глядя Глазам Шлорбы прямо в лицо: — Я заявляю тебе, что он мне не нужен! Забери его, и пусть его возьмет другой глупец! — Он упал спиной на подушки. — Мне нужна Корбиньи, — сказал он уже спокойнее. — Приведи ее ко мне, если ты любишь хоть одного из нас.

— Воин Смерти не может к тебе прийти, Анджелалти, — печально сказал Свидетель. — Ее рана сильнее твоей, и целители приложили все силы, но без полной уверенности в плодах своих трудов. И я никак не могу уйти отсюда. Ибо хоть человеку дозволено любить мужчину и человеку дозволено любить женщину, я — Свидетель Телио, и я не могу сложить с себя этот долг просто потому, что он не смог доставить мне радости. Этот долг был выбран не мной, кто был счастлив учиться и петь и никогда не стремился к величию.

Сжав губы, он ненадолго закрыл глаза, а потом открыл их.

— Мое сердце всегда должно склоняться перед долгом, — сказал он, — до тех пор, пока долг не отпустит меня.

Взгляд Трезубцедержца стал не таким бешеным. Привратница понадеялась про себя, что безумие миновало.

— И ты хочешь, чтобы я, чужак, не принадлежащий к Биндальчи, подобно тебе добровольно принес в жертву тело и душу… вот этому?

— Ты — Избранник Карателя, Анджелалти, и ты любезен Богине. Свидетельская Память говорит, что не все, носившие Трезубец, сходили с ума, хотя с некоторыми из них так бывало. Память говорит, что многие, дожившие до того дня, когда они клали Трезубец, уходили целыми, со светом на лицах и радостью в сердцах, и жили потом в благословении.

Трезубцедержец закрыл глаза, откинул голову на подушку и ничего не сказал.

Выждав секунду, Глаза Шлорбы вздохнул.

— Никто другой не сможет его нести, — тихо сказал он, — пока Трезубец жаждет твоего прикосновения. Когда придет время сложить с себя эту ношу, Анджелалти, твое сердце это почувствует. Но до той поры те, кто попытается отнять у тебя Карателя, будут погибать. Вспомни Джарджа Менлина.

Трезубцедержец издал долгий, дрожащий вздох. Он открыл глаза и пристально посмотрел в лицо Глазам Шлорбы. А потом он повернулся и посмотрел туда, где лежал Трезубец, окруженный святыми камнями, окутанный облаком курений.

Трезубцедержец потер лоб, обнаружил на нем тряпицу и снял ее, без слов протянув Привратнице. Та приняла ее у него из руки и бросила обратно в миску.

— Так. — Он начал методично и без лишних движений снимать с себя покрывала. — Если Корбиньи настолько больна, я пойду к ней. Ей не следует приходить в себя одной, без родича подле ее постели.

— Целители говорят, что тебе надо отдыхать! — возразила Привратница и снова оказалась под пристальным взглядом светлых глаз.

— Я буду отдыхать, — ответил он ей, — как только окажусь подле моей кузины. Если это оскорбит целителей, пусть жалуются мне.

Глаза Шлорбы отступил — и потрясенная Привратница увидела на его губах улыбку.

— Сказано, как подобает мужчине, Анджелалти. Привратница, Трезубцедержцу нужна одежда.

Она посмотрела на него — того, кого знала с момента рождения — и увидела, что ничем не сможет помешать ему следовать выбранному пути. На лице второго мужчины выразилось такое же спокойное безумие. Вздохнув, она направилась к нише и принесла Трезубцедержцу мантию.

Он снова был мальчишкой, снова бежал по тропинкам Сада, которые знал всю жизнь, но их как по волшебству меняла та, за кем он гнался. Он знал Марджелу Кристефион почти столько же, сколько знал Сад, но никогда не видел ее такой прекрасной, такой веселой и такой желанной.

Им обоим было четырнадцать лет, и в Саду царила весна. Финчет прибавил скорости, зная, что на следующем повороте он ее догонит…

Тропа вздыбилась и накренилась, и Финчет упал — и падал, падал, а вокруг по всему Саду ломались и рушились деревья. Он свернулся в комок, прикрывая голову руками, уткнувшись лицом в землю. Ему показалось, что в этом хаосе он слышит крик Марджелы. А может, это кричал он сам.

Наверное, он потерял сознание, потому что сразу потом он услышал стук топора, врубающегося в древесину. Он осторожно распрямил свое одеревеневшее тело и открыл глаза.

Над ним, повиснув под немыслимым углом, болталось кресло пилота, а с него свисали оборванные страховочные ремни. Финчет несколько минут взирал на него, пытаясь согласовать его присутствие с безумным бегом за Марджелой и не утихающим стуком топора.

Память медленно возвращалась. Пришло осознание, что ему уже шестьдесят четыре, что Марджела умерла уже много лет назад, а ее сын, выросший и повзрослевший, стал полноправным Капитаном и приказал выполнить обманный маневр, который вполне мог убить Сад.

— Ладно, на то он и Капитан, — пробормотал неразборчиво Финчет. — Ему решать, какие потери приемлемы, какие нет.

Тут он закрыл глаза, чтобы легче было справиться с головокружением, и прислушался к ритму ударов топора.

Спустя какое-то время эти звуки пробудили в нем любопытство, заставившее его выйти из забытья. Тихо постанывая, он с трудом поднялся на ноги.

Вокруг валялись обломки коттеджа. Трупы столетних деревьев развалили каменные стены до фундамента. Только одна стена с пультами управления осталась стоять прямо, но и ее пробил сломанный сук, и она готова была рухнуть при малейшем прикосновении.