Читать книгу - "Драконья справедливость - Дэниел Худ"

— Да, пора, — произнес женский голос, тоже несколько напряженный. — Вы готовы?

— Да, — отрубил Райс. — Даже более чем.

Послышалось шарканье сандалий, затем какие-то скрипы.

«Что происходит?»

«Она чертит на полу пентаграмму».

«Когда ты собираешься их усыпить?»

«Подождем, пока они не принесут жертву».

Скрипы все продолжались, затем женщина забормотала текст заклинания. Длинные фразы, почти не имеющие согласных, производили жутковатое впечатление.

«Ждать, пока они кого-нибудь не зарежут? Ты что, обалдел? Мало нам трупов в этом сезоне!»

«В данном случае достаточно крови небольшого животного. Мне кажется, сейчас они вызовут лорда только для заключения сделки, а оплатят ее потом».

Лайам прислушивался к напевному бормотанию ведьмы, не забывая поглядывать в коридор.

«Ты уверен?»

«В камере, кроме них, нет никого. Думаю, кто-то держит животное на руках, хотя мне этого и не видно».

«Ладно, — скривился Лайам. — Делай как знаешь. Но, как только процедура закончится, немедленно всех усыпи».

«Да, мастер».

Бормотание, шарканье, скрипы, шуршание. Кто-то закашлялся, кто именно — Лайам не разобрал. Он вцепился в прутья решетки, умоляя свое божество попридержать стражника в тупике.

Все звуки, кроме напевного бормотания, смолкли.

«Пентаграмма завершена».

Распев оборвался.

«Фануил, ты готов?»

— Все готовы? — еле слышно спросила ведьма.

— Да, — ответил граф, что-то лязгнуло. Он обнажил кинжал, понял Лайам.

«Ох, мастер…»

Вновь послышался кашель, но странный, глухой, потом женский голос воскликнул:

— Нет, только не в круг! — Затем на голову Лайама словно что-то свалилось. Глухой резкий удар сопровождался треском и стуком.

«Что это?!»

«Думаю, квестор Проун, — откликнулся Фануил. — Он рухнул на койку».

«Почему?»

«Он — жертва».

Кровь отлила от лица Лайама, он мгновенно вернул дракончику слух и завладел зрением фамильяра.

Дракончик уже сидел в отверстии водостока, он мог погибнуть, раздавленный рухнувшей тушей, но вовремя среагировал и успел отступить. Теперь вся камера была у Лайама на виду, и то, что он видел в ней, — ужасало. Прямо перед ним поверх обломков тюремной койки валялся Проун. Искаженное лицо квестора — с глазами навыкате и вывалившимся изо рта языком — было повернуто к сливу, кровь окаймляла его, словно бородка. Над убитым стояли граф Райс и Аспатрия, они смотрели на пентаграмму. Там, в ограниченном синими линиями пространстве, тяжело ворочалась еще одна туша, покрытая белой вытертой шерстью. Это был тот самый демон, который убил Грациана. Рогами чудовище задевало светильник под потолком.

«Тварь здесь! — думал Лайам, впадая в тихую панику. — Тварь уже здесь!»

«Еще не поздно — вклинился в его мысленные причитания Фануил. — Мастер, верни мне зрение».

Несколько бесконечных мгновений Лайам смотрел на демона, на его молочно-белую морду, на кривые сверкающие рога. Аспатрия что-то говорила чудовищу, но что — Лайам не слышал.

«Мастер!»

Он с огромным усилием закрыл глаза и тут же открыл. И увидел стражника, идущего по коридору. Тот молча приближался к нему с обнаженным мечом в руке.

— Эй! — крикнул Лайам. — Эй! Иди сюда! Стой!

«Дело сделано, мастер», — сообщил Фануил.

Не проронив ни слова, стражник прошествовал мимо. Глухой шлем с закрытым забралом тускло блеснул, меч, отразив свет, идущий из камеры, сверкнул серебром.

— Не ходи туда, дурень! — крикнул Лайам. Стражник исчез за углом.

«Дело сделано, — повторил Фануил. — Люди спят. Демон в ловушке».

Лайам, внезапно обессилев, стал сползать по двери на пол, и только прутья решетки, за которые он ухватился, помогли ему устоять.

«Дай мне взглянуть».

Теперь он смотрел на все под углом, вероятно, с какого-то подобия этажерки. Ведьма и граф лежали на полу, Райс — справа от пентаграммы, Аспатрия — слева. Между ними стоял демон, грозя Лайаму (а точней — Фануилу) трехпалыми лапами. Он разинул пасть и испустил вой, раскатившийся по всему подземелью.

«Ты уверен, что пентаграмма его удержит?»

«Да, мастер».

Демон вдруг насторожил уши, высунул черный язык, словно пробуя воздух на вкус, и стал медленно поворачивать голову. Один рог чудовища сорвал светильник с крюка, второй высек из потолка искры.

На пороге камеры стоял стражник с серебряным клинком в руке, и Лайам испустил предостерегающий вопль, к которому примешалась радость. Он узнал меч и узнал человека, неторопливо спускавшегося по ступенькам.

Незримые прутья решетки вжались в лицо Лайама, он закричал, надеясь, что голос его долетит до ушей храбреца:

— Милорд, не спешите! Примерьтесь точней! Тварь не может выйти из круга!

Но герцог не стал тратить времени на подготовку, он сделал замах, и меч, описав в воздухе сверкающую дугу, перерубил трехпалую лапу. Та стукнулась об пол и осталась лежать, не источая ни капли крови. Демон поднял морду и взвыл. Веспасиан опять размахнулся и вонзил клинок в косматую в грудь демона. Тварь пошатнулась, словно бы оступившись, потом выпрямилась, мгновение постояла недвижно и рухнула наземь.

— Ха! Получилось! — воскликнул Лайам.

Ему отчаянно захотелось броситься к герцогу, хлопнуть его по плечу, пожать ему руку или как-то иначе выказать свой восторг. — Ха!

Он вцепился в прутья решетки и с радостным воплем затряс их.

Светильник, зацепившийся за рог твари, не только не угас, но разгорелся сильнее. Герцог снял шлем, и Лайам затих, увидев, насколько он мрачен. Веспасиан быстро осмотрел камеру, скользнул взглядом по Фануилу, по туше демона, по скорченной фигурке Аспатрии. Он словно бы что-то искал. Наконец, глаза его, дрогнув, остановились на черном от крови кинжале, зажатом в руке Райса. Опустившись на колени, Веспасиан стал разжимать пальцы спящего.

«Фануил, немедленно уходи!» — приказал Лайам.

«Что происходит, мастер?»

Коротким умелым ударом герцог перерезал родичу глотку и прямо через пентаграмму потянулся к Аспатрии.

«Уходи! — Лайам вдруг вспомнил, что Фануил ничего здесь не видит и потому беспомощен, словно слепой щенок. Он, растерявшись, сморгнул, но этого мига хватило, чтобы обмен зрениями состоялся. — Уходи! Быстро! В трубу!»

Он все смотрел и смотрел в черноту коридора, пока до него не донесся топот ног и гул голосов. Затем под мрачными сводами раскатился зычный голос Веспасиана: