Читать книгу - "Имперская мозаика - Олег Маркелов"

— Ничего, любимый, будем надеяться, что это ненадолго… — Соя едва не разревелась, но, видя, насколько расстроен Майкл, старалась его успокоить.

— Хорошо. Попытаюсь освободиться как можно быстрее! — Стингрей вытащил из внутреннего кармана небольшую электронную книжку. — Это от Роя. Не знаю, как он успел. Тут еще один стих и немного хроники. Вернее, просто данные из жизни этого Хельгмара. Серый был человек. Я даже ревную — из-за того, что он тебе нравится. Пожалуй, мне стоит поучиться стихи писать. Ладно, родная, пока. Люблю, тоскую, хочу и мечтаю.

Стингрей быстрым шагом, не оборачиваясь более, устремился к гравитолету-такси. Соя стояла, растерянно глядя вслед быстро удаляющейся машине. Книжка выскользнула из ее пальцев и, упав, активировалась. Женщина подняла ее и автоматически уткнулась в светящиеся строки.

Лунный свет, и в сердце пусто. Там поет пурга.

Разгоняет ветер грусти лета облака.

Вновь, испуганный тоскою, сон умчался прочь.

Тайну я свою открою звездам в эту ночь.

Пусть холодны, безучастны ночи той цветы.

Но волнующе прекрасны — так же, как и ты.

Я хотел бы стать звездою, чтоб в полночный час,

Отразившись, быть с тобою в бездне милых глаз.

Узы глупостей, ошибок — не пускают в путь.

Что с судьбой мы совершили — вспять не повернуть.

Лунный свет, и в сердце пусто. Там поет пурга.

Разгоняет ветер грусти лета облака.

Гравитолет со Стингреем давно скрылся из виду, а Соя все стояла, касаясь щекой цветов, словно ощущая прикосновения любимого человека. Прикосновения, вновь отсроченные на неопределенное время…

* * *

Мир трещал по швам, и треск этот болью отдавался в измученном страданиями теле.

— Смотри, вон тот тьяйерец, похоже, еще жив. — Сквозь боль и треск до Чагги донесся далекий, едва слышный голос.

— Да нет, ты посмотри на него. — Тупой армейский ботинок несильно ткнул под ребра, вызвав яростный взрыв боли. Теряя сознание, тьяйерец слабо застонал. — Смотри-ка, правда живой…

Голос взмыл куда-то вверх, отдаляясь и исчезая совсем.

… Матово-зеленые стены палаты санчасти десантного корабля качались и плыли в тошнотворном хороводе, когда Чагги вновь открыл глаза. Что-то тренькнуло, и почти тотчас в поле зрения оказался человек в таком же зеленом, как стены, комбинезоне медбрата.

— Видишь меня? — Невнятный силуэт то становился почти резким, то вновь расползался. — Эй! Ты меня видишь?

— Вижу. Только так, что вот-вот вырвет… — Чагги почувствовал зарождающиеся в глубине желудка спазмы.

— И на том спасибо. А ты счастливчик. Выглядел так, словно всерьез поджарили. А на самом деле — только контузия. Баловство одно. Как говорится, в рубашке родился. — Медбрат пощелкал приборами, и тьяйерец почувствовал, что успокаивается, погружаясь в сон. — Я ввел тебе восстановительный комплекс. Сейчас уснешь, а когда проснешься, будешь как огурчик!

Последние слова долетели словно сквозь толстую вату, став последней границей между тяжелой явью и спасительным лечебным сном.

* * *

Все прошло как по нотам. «Атэми» с легкостью выдернул вражеский корабль и унес его далеко от места боя. Абордажная команда, вломившись в проделанное автоматическими резаками отверстие, оказалась в освещенном просторном коридоре. Центр искусственной гравитации находился где-то в глубинах корабля, поэтому отверстие пришлось точно в плоскость потолка коридора.

Спрыгнув в него, диверсанты, словно рассыпанный горох, раскатились в разные стороны, готовые убивать и быть убитыми. Чужой корабль встретил их настороженной тишиной. Один из диверсантов — коренастый, сравнительно невысокий человек, с по-армейски подстриженными темными волосами и пятнистой короткой бородкой — сделал несколько жестов, без слов объясняя, кому куда идти. Он был старшиной штурмовиков, поэтому и командовал.

Диверсанты, разделившись на две группы, разошлись в разные стороны. Никто не встречал их и не пытался оказать сопротивление. Богатый опыт боевых действий не позволял им расслабиться и забыть о предосторожности. Но в разветвленных, словно причудливая паутина, коридорах корабля попадались только трупы — вернее, разорванные останки тех, кто еще совсем недавно был командой черно-красного гиганта.

— Тут со скуки уснуть можно! — разглядывая очередной зал через прицел «Тагет Эф-Эс 20», прошептал огромный, бритый наголо детина с кривым шрамом на скуле.

— Ничего. Лучше поскучать, чем уснуть навеки! — ответила идущая чуть позади рыжеволосая женщина.

— А твой новый поклонник — молодец. Чисто сработал, ничего не скажешь… — Бритоголовый краем глаза взглянул на спутницу.

— С чего это он мой поклонник?

— Не прибедняйся. Все видели, как его парализовало, когда он тебя увидел. Я уж думал — парня не спасти.

— Ладно, Мич, придержи язык. Болтлив больно… — Женщина показала взглядом на остальных, молчаливыми тенями двигавшихся сквозь хаос разрушения и смерти. — Похоже, тебя больше остальных волнует пилот Мердок. Что-то я раньше не замечала за тобой голубых наклонностей.

Детина, обиженно засопев, замолчал. Группа вновь двигалась в полном безмолвии. Они терпеливо обшаривали помещение за помещением, не вдаваясь в назначение комнат и не обращая внимания на оборудование. Они были абордажной командой, а потом, искали только тех, кто мог бы оказать сопротивление.

Через несколько часов после стыковки с чужаком они вернулись к точке высадки. В расширенную и выровненную пробоину был спущен жесткий трап. До возвращения абордажной команды никто не имел права перейти на территорию чужого корабля, но целая толпа технарей нетерпеливо топталась у спуска. Командору доложили о возвращении диверсантов, и он спустился к ним.

— Сэр! Все чисто, сэр! — Подчеркнуто ленивым движением старшина группы вскинул ладонь к виску. — На корабле живых противников не обнаружено.

— Ни одного? Это чересчур. Надо было бы хоть кого-то оставить — для упрощения знакомства с кораблем. — Дикаев подошел к валяющемуся в коридоре трупу, пытаясь представить по ошметкам, как выглядел чужак.

— Да уж, — подала голос рыжеволосая. — Ничего более скучного и нудного у меня никогда не было.

— Что, Ми, тебе было скучно? — Командор повернулся к ней. — Но зато твоя хорошенькая головка осталась на твоей красивой шейке. До меня дошли слухи, что кое-кто будет очень расстроен, если с твоей попкой случится какая-нибудь неприятность.

Диверсанты радостно оскалились, а Мич даже махнул рукой, мол, а что я говорил?! Женщина нахмурилась, сверкнув глазами, и командор примирительно поднял руки: