Читать книгу - "Ностальгия - Игорь Поль"

19

Четыре тридцать утра. Улица Поэйра ди Флор – «Цветочная пыль». Никакими цветами тут и не пахнет. Такая же мусорная вонючка, что и предыдущие. Дома тут почти не тронуты артогнем, так, стекла кое-где выбиты, да стены пулями поистыканы. «Лоси» занимают три дома. Держим улицу под прицелом. Тишина стоит, даже птицы где-то в вышине верещать начали. Не нравится мне эта тишина. Печенка ноет от дурных предчувствий. Уж слишком легко мы вчера сюда вышли. Пяток заминированных дверей – не в счет, «мошки» вовремя их обнаружили. А может, это она от надоевшего сухпая бунтует – вчера вертушка скинула наконец пару ящиков вместе с патронами. Жаль, воды нет. Краны в квартирах шипят бессильно, вычерпываем грязную воду из сливных бачков, фильтруем через броню и кидаем в нее обеззараживающие таблетки. Каждому достается примерно по стакану невкусной жидкости. Делаю пару глотков. Ощущение, словно вода впитывается в сухую глотку, не доходя до пищевода. Полжизни отдал бы за литр холодной воды!

Каждый вечер диктую Сото перечень того, что нам необходимо. Список каждый раз получается внушительный и с каждым днем растет все больше – вода, заправки к аптечкам, сухпай, гранаты к подствольникам, гранаты ручные разных типов, сухие носки, легкое белье, ремкомплекты к броне, витамины, патроны к винтовкам, картриджи к пулемету, патроны для дробовика, снаряды для «Томми», модуль такблока для Нгавы – у него броня барахлит после того, как его осколком шваркнуло. Сото все тщательно фиксирует, уточняет количество. Суммирует с запросами других отделений. Вздыхает тяжело. Связывается с ротным старшиной. Сбрасывает ему файл. «Роджер, принял», – подтверждает рота. И к ночи вертушка привозит что-нибудь из заказанного. Если привезут канистру чистой воды, то почему-то без сухпая. Если сублимированные фрукты, то без воды. Патроны – без гранат. Гранаты – без картриджей. Если заряды к базуке, то осколочные вместо плазмы. Патроны к снайперке – со сминающейся головкой вместо бронебойных. Белья мы не видели целую вечность – врагу не пожелаешь влезать в комбез без белья. То, что оставалось, излохматилось и пропиталось грязью до состояния вонючих тряпок, которые в руки взять противно, не то что надеть. Швы натирают нам кожу, мы вечно мокрые как мыши, потертости гниют, автодоктора ширяют нас лекарствами, пока аптечки не пустеют, спирта у Мыша больше нет, пускаем на протирку все свои НЗ – джин, виски, бренди, ароматические масла Нгавы. Воняем мы страшно, словно мертвецы живые. Позавчера вертушка не прибыла вообще. Рота сообщила, что сбили ее. Старшина божится, что она везла нам все, что заказывали: и спирт, и патроны, даже снаряды и носки он нам добыл. Врет, наверное, сволочь… Зато дымовых гранат у нас – закачаешься. Каждый таскает с собой штук по пять. И еще нетронутые ящики в БМП. Выбросить – жалко, применить – некуда. И в каждой новой посылке – опять ящик. Мы встречаем их гомерическим хохотом. И еще – мазь от обморожения. Ее у нас скопилось столько, что запросто можно вылечить целый полк эскимосских десантников, если им приспичит отморозить ноги в местных джунглях.

Наша линия обороны – хилая редкая цепочка: по неполному отделению на целый дом да «Томми» в резерве на соседней улице. Наши порядки растянуты до предела. Мы давим и давим герильос к окраине, сжимая пружину пресса до последней степени возможного. Мы давим – они послушно отходят. Жжем редкие огневые точки. Выбиваем снайперов. Подрываем их подарки – ловушки тут повсюду. Обрушиваем подозрительные дома. Вот уже дня два я каждую минуту жду подлянки, не может быть, чтобы партизаны не предприняли попытку прорыва – не идиоты же их командиры!

«Продвигаться вперед как можно быстрее, но все эти кавалерийские атаки – кто кого круче – отставить. Минимизируйте потери. Мы и так обескровлены. Резервов нет. Снабжение запаздывает. Огонь по площадям прекратить – только точечные удары. Авиацией пользоваться только для подавления контратак», – требует комдив.

«Тринадцатый хочет, чтобы мы продвигались вперед как можно быстрее. Первый полк уже на марше, а мы все еще возимся. Огонь по площадям без повода прекратить. Использовать авиацию по необходимости», – инструктирует командир полка комбатов.

«Зеленый-два хочет, чтобы мы продвигались еще быстрее. Огонь по площадям. Использовать авиацию», – слышат ротные.

«Ускорить продвижение! Не вижу темпа! Максимально использовать огневую и воздушную поддержку», – передает ротный командирам взводов.

«Вы морпехи или девки беременные? Плететесь, как мертвые! Вперед, быстро! Не жалеть огня поддержки!» – орут взводные.

«Если мы так и так сносим этот городишко к херам, то на кой мы тут нужны? Скинули бы гравибомбу, и дело с концом!» – переговариваются между собой, недоумевая, сержанты.

И вот настает час, когда пружина распрямляется. Четыре сорок пять утра. «Птичка» сигнализирует о накапливании целей в нашем районе. Докладываем в роту. Рота подтверждает данные. Докладывает в батальон. «Приготовиться к атаке», – следует ответ. «Приготовиться к атаке», – дублирует нам рота. Меток становится все больше – герильос проводят сосредоточение сил. Взводный запрашивает воздушную поддержку. «Извини, Гадюка-три, ваш участок на сутки вперед норму выбрал. Попроси бога войны», – отбрехивается диспетчер летунов. Партизаны продолжают лезть изо всех щелей. Такблоки рябят красным. Как назло, «пираньи» ушли на базу заправляться. Лежим, нервно кусая губы, свешиваем стволы с подоконников.

– Сердитый-четыре, здесь Гадюка-три, необходима поддержка, срочно. – Мы напряженно слушаем переговоры взводного.

– Гадюка-три, здесь Сердитый-четыре, я пуст, ожидаю заправки. Остались только дымовые.

– Давай хоть дымовые! Хоть что-нибудь давай! Передаю пакет! – упавшим голосом говорит взводный.

Беспилотник, нащупавший цель, успевает выпустить только одну ракету. Мы видим, как растет в небе шар огня на его месте – сразу две ракеты «земля—воздух» разнесли его в пух. Взводный тем временем продолжает перебирать огневые инстанции. Запрашивает огонь поддержки у приданного артдивизиона. Тот на марше – передислокация. Добивается канала связи с «Гинзборо». Я представляю, как дежурный офицер авианосца принимает сейчас судорожные запросы от всех взводов нашего батальона – цепочка замкнулась. Ждем, не дыша, надеемся – Флот своих не бросит. «Время подлета – час», – следует наконец ответ с орбиты. Взводный докладывает о ситуации в роту. Рота – в батальон. «Отставить атаку. Ждать огня поддержки», – больше мы ничего не слышим – красная сыпь приходит в движение. Нам нечего им противопоставить, кроме самих себя. Запас управляемых «Ос» у наших коробочек давно расстрелян.

– Взвод, огонь по готовности! – передает Бауэр.

И мы выдаем огонь. Саперы, которые выбегают из-за угла под прикрытием автоматчиков, валятся, как снопы. Нас атакуют не вчерашние рабочие или крестьяне. На нас по всем правилам лезут наемники – злые, смертельные, равнодушные к смерти. Пули выбивают из стен каменное крошево. Дом наш трясется, как в припадке, из-за крыш поднимаются росчерки ракет, и плазменные вспышки выносят в вихрях пламени целые этажи над нами. Через десять минут нас тут поджарит, как в духовке. Пол подо мной подпрыгивает. Что-то тяжело рушится за спиной. Искры и брызги расплавленной арматуры сыплются сверху, через щели в перекошенных перекрытиях.